"В.Солоухин. Двадцать пять на двадцать пять и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

диван, во время поисков одной понадобившейся ему вдруг книжонки Алексей
обнаружил предмет, о существовании которого не вспоминал, по крайней мере,
последние три-четыре года, - прекрасную, из черного дерева трость с костяным
набалдашником.
Он давно уже перестал носить трости. Одну из них расколол, нечаянно
уронив, другую у него украли, третью он забыл в поезде. Но не потому он
перестал с ними ходить, что утратились лучшие трости, а потому, что как-то
сама собой прошла полоса, пропала охота. Трость, между прочим, ко многому
обязывает в одежде, в обуви, в жестах, в осанке, в собранности, в поведении,
в общем, если хотите, тонусе. Ну а жизнь Алексея несколько развихлялась.
Стало уже не до трости. Он совсем и забыл о том, что одна из прежнего
набора, к тому же самая любимая им, цела.
Теперь он нашел ее, запыленную и забытую. Какой праздный, какой
ненужный предмет! Если бы можно было сейчас ее променять на... если бы можно
было променять сто тростей, все, какие только имеются в мире, трости, все
эти бездушные, жалкие предметы... Но кто скажет, где теперь та вода, которая
текла тогда под мостом, под ними, стоящими на мосту и так нелепо
разошедшимися в разные стороны?

1974-1975

ВАРШАВСКИЕ ЭТЮДЫ

ВСТРЕЧА

Она была - голубой огонь. Синий огонь. Восемнадцатилетняя, тоненькая,
гибкая, с загадочной полуулыбкой на красивых губах маленького рта,
темноволосая, она буквально ослепляла своими глазами. В них прыгали такие
синие зайчики, метался такой синий огонь, что надо было чем-то на него
отвечать. И вот мы читали ей стихи - Пушкина, Блока, Фета, Есенина, Тютчева.
Но и внимательное, разделяющее ее восторг слушание ее самой могло уж быть
необходимым ответом на ее страстность.
Носила она (почему-то так мне запомнилось) черную юбку, прикрывавшую
колени, и черную шерстяную кофточку, едва ли не домашней вязки. Эта грубая
кофточка застегивалась на пуговицы и не облегала фигуры, но не могла и
скрыть под собой ни тоненькой талии, ни маленькой, но все же соразмерной с
ее молодостью и возрастом груди. Помнится также, что кофточка - такой уж у
нее был фасон - оставляла открытой шею и даже часть плеч. Наподобие того,
как на мраморных бюстах иногда делают гладкими лицо, шею и немного плечи, а
дальше идет шершавый необработанный камень.
Она была полька, и звали ее Алисой. В то время в нашем - Литературном -
институте училось много ребят из стран народной демократии. Некоторые были
моими однокурсниками, другие на год моложе (по курсу, а не по годам), с
этими мы давно были друзья-приятели. Алиса появилась значительно позже. Мы
на четвертом, а она еще только на первом. Вот когда появилась она.
Общежитие нашего маленького института помещалось тут же в учебном
заведении и в боковых флигелях, так что после лекции в любую минуту можно
было заглянуть в "девчоночью" комнату и просидеть там час-другой,
проговорить с Наташей Тарасенковой, с Лиляной Стефановой, с Терезой
Квечинской... Поэты, прозаики, драматурги (будущие, но уже в чем-то и