"В.Солоухин. Двадцать пять на двадцать пять и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

приходилось коловращаться в тех сферах, где выпекаются кандидатские и
докторские ученые степени. А сколько защищено диссертаций, столько устроено
и традиционных банкетов в "Арагви", в "Праге", в "Узбекистане", в
"Пекине"...
Как раз и очнулся-то он после банкета, когда из душного, с низкими
потолками зала "Арарата" вышел на Неглинную улицу. Вышли они "тепленькие",
шумные, некоторое время не могли еще расстаться и на тротуаре все еще
продолжали форсированными голосами начатый за столом разговор. Конечно, не
весь банкетный стол, но пять-шесть наиболее знакомых между собой его
участников.
Как будто что толкнуло Алексея Петровича, он остановился и стал
разглядывать вывеску на магазине, словно это была какая-нибудь редчайшая
вывеска, например: "Торговля индийскими слонами" или "Продажа индивидуальных
океанических кораблей", а всего-то было написано там: "Музыкальные
инструменты". Но надо иметь в виду, что прежде чем поднять глаза на вывеску
(потому и поднял), Алексей Петрович увидел прямо перед собой, в метре от
себя, за толстым стеклом витрины, полуразвернутую, с малиновыми мехами
гармонь.
- Ты куда, Алексей? Подожди! Поедем ко мне, продолжим...
Но Алексей Петрович Воронин не слышал уже дружеских голосов.
Полированное, перламутровое, сверкающе-металлическое запестрело перед
глазами. Подойдя к продавщице и удивляясь самому себе, точно не сам он все
это делал, а кто-то действовал за него другой, Алексей Петрович спросил:
- Гармони в продаже есть?
- Пожалуйста.
Друзья, не поняв шутки, тянули профессора от прилавка, потому что было
уже поймано такси в дополнение к темно-вишневой Алексеевой "Волге", в
которую всем бы не поместиться.
- Пойдем, Алексей Петрович, пойдем, такси ждет.
- Какие у вас гармони?
- Какую вам надо?
- Двадцать пять на двадцать пять есть?
- Есть.
- Во! Дайте мне двадцать пять на двадцать пять.
Друзья все еще думали, что профессор расшутился, но вот и деньги
уплачены в кассу, вот и гармонь уложена в футляр под оживленное
похохатывание друзей. Алексей Петрович, не обращая внимания на смех, понес
гармонь к своей "Волге". "Ты сыграй, сыграй, тальяночка, недорого дана..."
Уже первые звуки, когда извлек их, оставшись один на даче, всколыхнули
все со дна. Те гулянья, те девчонки, те сверстники, сено в лугу, телеги и
лошади, лунные вечера, сладкие волнения, когда появлялась на гулянье Райка
Братчикова, само состояние его, Алешки Воронина, свойственное тем временам,
показались не только далеким, прошедшим временем, но другой эпохой и как бы
даже на другой планете. Но сам-то он был жив и здоров, и показалось теперь,
что даже вовсе ни в чем не переменился. Что живет в нем все тот же Алешка
Воронин - подросток с тонкой шеей, выглядывающей из великоватой тужурки.
Целы и другие внешние приметы: их изба, да и большинство деревенских домов,
пруд, плотина, многие люди, даже Райка...
Сладкая мечта вынашивалась теперь Алексеем Петровичем: удивить.
Рисовались две основные сцены. Привезти гармонь в деревню, так, чтобы отец,