"В.Солоухин. Двадцать пять на двадцать пять и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

разбирая вещи в машине, не понял, что это гармонь. Незаметно пронести в избу
или спрятать в багажнике. Потом, в огороде, например, весело заиграть. Отец
выскочит, переполошится, выбегут соседи на улицу: где гармонь? Чья гармонь?
Но главное дело - Преображение. Именно зайти с прокошинского прогона, выбрав
подходящий момент, когда народу соберется много, а гармони нет еще на
гулянье...
Для этого тренировался на даче. Пиликал сначала робко, а потом все
бойчее. Если удивлять, то надо и сыграть как следует хоть одну вещь. Надо,
чтобы гармонь была как гармонь, на уровне хотя бы среднего деревенского
гармониста.
Жена Алексея Петровича, некогда красавица, москвичка Мира Евгеньевна,
первой вкусила его музыкального искусства. Но сошлись на том, что
новоявленный гармонист будет играть как можно тише, а жена, со своей
стороны, проявит снисходительность к "бзику" мужа.
Поездки в деревню каждый раз волновали Алексея Петровича. Он любил свои
родные места до мелочей, до запаха крапивы после дождя, до ветлы,
наклонившей свой кургузый ствол над прудиком с зеленоватой водой. Хоть и
понимал теперь, поездив по белому свету, что бывают места получше. Но все же
с детства вошло, притерлось, соединилось с душой зубчик в зубчик, выемка в
выемку, так что при каждой новой встрече происходило полное совпадение и
соединение, и не надо было ничего лучшего.
Село Преображенское стоит на холме. Холм одной стороной снижается в
огромный зеленый овраг, а другой - более полого и отдаленно - к реке. Потом
местность опять поднимается за оврагом и рекой, и там стоит лес. Черемуха
около реки, холодные омутки, где все-таки можно окунуться и почувствовать
неизъяснимое наслаждение, земляника и рыжики (по времени) в близких
лесочках. Полевые и луговые цветы во все стороны, тишина да синее небо. Что
еще человеку нужно? К тому же - родная изба, где поползано по печке, по
горячим ее кирпичам, сеновал с петухом, горланящим на насесте под самым
ухом, сад с красной смородиной, родящей почти виноградной крупнины и тяжести
кисти... И то правда, дольше чем на два дня не мог оторваться от московских
обязанностей профессор. Этих двух дней как раз хватало, чтобы лишь вкусить и
вдохнуть аромат и пожалеть, уезжая, что маловато оказалось времени. И он
увозил в Москву желание вернуться сюда опять при первом возможном случае.
Воронин-старший, Петр Павлович, нигде уже не работал по старости и
получал пенсию республиканского значения. Он с самого начала колхоза был
активистом и постоянно на должностях. К тому же лучики от Золотой Звезды
сына невольно обогревали старика, так что пенсия республиканского значения
никого тут, в деревне, не удивила.
Остальные дети Петра Павловича тоже все выучились, вышли в люди,
народили внучек и внуков, которых привозили на лето, на приволье и молоко.
Одним словом, благополучие жило в этом деревенском доме с палисадником,
наполненным золотыми шарами. В дом, где все благополучно, приятно приезжать
на побывку, особенно если сознаешь, что в сотворении благополучия есть и
твоя немалая доля.
Он приехал на Преображение.
Отец выбежал на крыльцо, мать, Пелагея Ивановна, выбежала за ними -
многочисленная родня, сестры, зятья, уже успевшие, как видно, расположиться
за праздничным столом (традиция). Всплескивают руками, суетятся, таскают
вещи (и пиво) из багажника в избу. Перебивая друг друга, вернее, не слыша