"В.Солоухин. Приговор (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

Если бы я написал так: "Иван Иванович Перетяжкин был счастлив в эту
свою сорок восьмую осень. Он только что совершил восхождение на первую в
жизни вершину в горах Тянь-Шаня. Он поселился после этого в отличном
санатории на берегу Черного моря. У него была с собой любимая работа. И так
получилось, что эту осень делила с ним молодая и прекрасная женщина", если
бы я написал так, не возникло бы карандашной редакторской галочки на полях,
не было бы недоуменных вопросов, осуждающих взглядов и шиканий за спиной.
Но я все свои книги пишу от первого лица. Кроме того, как писатель, я
владею, по-видимому, даром убедительности, так что все тотчас принимают
написанное мною за документ, а между главным героем каждого рассказа и
автором не делают никаких различий.
Но, право же, мне теперь все равно. Хотите считайте это (как я вам
советую) литературным приемом, хотите считайте (если вам больше нравится)
потерей стыда и совести. Но в раю должна быть Ева, и действительно, так уж
получилось, что эту кобулетскую осень делила со мной молодая и прекрасная
женщина.
"Еве" шел двадцать пятый год. Она только что кончила Московский
университет (русскую филологию), и эта "гора с плеч" тоже способствовала,
должно быть (помимо других обстоятельств), ее радости, легкости, ее, точнее
говоря, счастью.
Это была высокая, безупречно сложенная женщина со светлыми волосами,
льющимися на плечи. Серые, немножко исподлобья глаза, нос с едва заметной
(польской) горбинкой, большой, но красивый рот и широковатая щелочка между
двумя верхними фарфоровой белизны резцами. Мужчины даже в Москве (о
Кобулетах попозже) провожали ее взглядами, а один в метро оставил плачущую
жену и выскочил вслед за ней в уже задвигающиеся вагонные двери и плелся за
ней, как лунатик, по улицам, пока она не села в такси и дальнейшее
преследование сделалось невозможным, потому что свободных машин на стоянке
не было.
Один из троих мужчин, провожавших ее глазами, громко говорил ей вслед,
так что ей было слышно;
- Ну что ж, на уровне мировых стандартов.
Так и неизвестно до сих пор, был ли это комплимент или фраза подсказана
тем же чувством, с которым известная лиса взирала на известный виноград в
басне великого русского баснописца.
В эту осень и именно для меня оказалось у Евы еще одно дополнительное
качество, сверх всех ее постоянных качеств. Она никогда не видела моря. Она
никогда не купалась в море. Не окатывалась ласкающей двадцатидвухградусной
синевой. Не барахталась в остро пахнущей водорослями пене прибоя. Не
вздрагивала от внезапного прикосновения к сиреневатым шарам медуз. Не искала
ярких камешков в прибрежной гальке, не смотрела в синюю даль, где проплывают
время от времени игрушечные белые пароходики.
Кроме того, она никогда не бывала и в Грузии, не знала грузинских
базаров, грузинских застолий. Не видела гор, горных речек, чайных плантаций,
мандариновых и апельсиновых садов, бамбуковых рощ, аджарских деревень. Она
никогда не пила маджари, не ела хаши, не пробовала "Изабеллы", не держала в
руках и не нюхала цветка магнолии, не сидела на террасе приморского
ресторанчика, не собирала каштанов, не глодала вареных кукурузных початков,
размазывая щепотью по ним, еще горячим, крупную острую соль.
В человеке живет извечная потребность - поделиться радостью. Или, может