"В.Солоухин. Зимний день и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

пески и камешки. Дальше - больше, дальше - больше, поднялся над речкой
причудливый песчано-глинистый обрыв, во всю высоту холма, словно отрезали
ножом от огромного каравая.
Местами на обрыве зацепились сосенки, местами зашумела листвой ольха,
местами по-прежнему чистый обнаженный песочек. Когда мы были мальчишками, не
было для нас более интересного места, чем эта круча. По мягким песчаным
осыпям, как бы текущим вниз между глинистых складок, мы спрыгивали
гигантскими, захватывающими дух прыжками. Соревнование состояло в том, кто
меньше потратит прыжков от верху до низу. Да и без соревнования, ради самого
восторга полета, стоило снова и снова карабкаться наверх, к месту, откуда
начинались наши прыжки. Так как круча действительно крута, то каждый прыжок
получался и вдаль и вниз (более вниз, чем вдаль). После каждого приземления
некоторое время плывешь вместе с песком, стронутым с места, а потом уж снова
прыгаешь. То-то сладко!
Местами образовались вертикальные плотные стены. Здесь новый спорт,
вроде уж альпинизм. Острыми палочками мы выковыривали в песке печурки, чтобы
становиться ногами и было бы за что ухватиться. По печуркам взбирались все
выше и выше, пока можно было взяться за обнаженные корни сосны, свисающие
желтыми, длинными веревками. Потом уцепишься за дерн, за траву, за сосновый
сучок и окажешься на мягком прохладном мху. Над кручей сосновый перелесочек.
Играли на круче и в партизан и в гражданскую войну, а позже я полюбил сюда
ходить один. Выберешь местечко поукромней, сядешь и слушаешь, как ласково,
успокаивая и утишая всякую боль и обиду, журчит, разговаривает у подножия
кручи речная вода. В этом месте она бежит по камешкам, оттого и возникает ее
прозрачная хрустальная песенка.
Стоит ли говорить, что, сидя там в одиночестве, я тотчас же умер бы от
счастья, если бы рядом со мной могла сидеть и слушать невинное лепетание
воды она, любимая моя москвичка Валерия. Так неужели именно она едет теперь
со мной в автобусе и уже завтра, уже сегодня вечером мы можем вместе
оказаться на кру...
- Ты знаешь, - беззаботно рассказывала между тем Валерия, - я однажды
отдыхала по путевке в альпинистском лагере на Тянь-Шане. Ты не
представляешь, какая это прелесть, какое чудо. Сначала нас учили простейшей
технике: как подниматься по травяному склону, как преодолевать каменную
осыпь, как залезать на скалы. Потом дело дошло до снегов.
- И высокие были эти... скалы и каменные осыпи?
- Очень высоко нас не пускали. Все больше мы паслись в пределах
трех-четырех тысяч метров над уровнем... Но посмотришь вниз: грузовик на
дороге не больше зеленого лягушонка. Внизу горная река, превратившаяся в
серебряную ниточку. Но шум ее все равно наполняет окрестности. Бурные там
реки, гремят камнями.
Передо мной возникла нарисованная Валерией картина гор, потом я
перекинул взгляд на нашу бедную кручу, посмотрел на нее глазами Валерии,
вобравшими уже в себя затуманенные просторы Тянь-Шаня, и окончательно и
трезво понял, что на меня надвигается катастрофа.
Глаза Валерии стали как бы моими собственными глазами, и вот, на что бы
я ни взглядывал этими новыми глазами, все тускнело, теряло живые краски,
гасло, превращалось из очаровательного дремучего леса в захламленный,
неприбранный перелесок, из былинного лада холмов в глинистые, истоптанные
скотиной пригорки.