"В.Солоухин. Григоровы острова (заметки о зимнем ужении рыбы) " - читать интересную книгу автора

что я в войну, держась за обломок бревна (а бревно в льдину вмерзло), восемь
часов в воде сидел.
- Ври больше, - горячо возразил паренек, так примерно сорок первого
года рождения. - Не способен на это человек. Ледяная вода... Переохлаждение
организма... Полчаса, и готов.
- Какие вы ученые - переохлаждение! А я говорю, восемь часов в зимней
воде просидел.
- А почему?
- Светло было, чуть шевельнешься - очередь. Или снаряд. Простреливалась
вся река. Товарищ мой не выдержал, отпустил бревно, поплыл. Через десять
метров накрыли, как все равно горстью гороха бросили. Думаю, пуль пять в
него шлепнулось. А я восемь часов сидел.
- И жив остался? Не поверю.
- Так вот же я, разве не видишь, что жив.
- Врешь, - начал всерьез горячиться паренек военного года рождения. -
Переохлаждение организма. Чудес, папаша, на свете не бывает.
- Ах ты, щенок, это я-то вру? Чудес не бывает! А Москва? Немцы в семи
верстах были - не чудо? А вся война? Где ты был в сорок первом году?
Спор становился все горячее. Но "Москвич" уже светился всеми фарами и
подфарниками. Так мы и не дослушали спора между двумя русскими людьми насчет
того, может ли человек просидеть, не двигаясь, восемь часов в воде, или
все-таки чудес не бывает?
Из тьмы со стремительной скоростью летели нам навстречу белые хлопья
снега. Они вылетали, казалось, из одной точки. Но чем ближе подлетали к
стеклу, тем больше рассыпались веером, так что только некоторые снежинки
шлепались о наше стекло, другие обтекали машину вместе с ветром, вместе с
темнотой, снова смыкавшейся сзади автомобиля.
Как ни подхлестывал Саша "Москвича", время было потеряно на автобазе,
да и дорога ослизла от снегопада. К тому же немного поплутали, запутавшись в
трех последних деревнях. Все это кончилось тем, что к дому Бориса Петровича
мы приехали за полночь. Огня уже не было. И если бы хоть чуть потеплее было
в не отапливаемом "Москвиче", право, мы не решились бы стучаться к
незнакомым, не ждущим нас людям.
На третий стук засветились окна. Борис Петрович, открыв, не спрашивая,
кто мы, пустил в избу, а там уж и спрашивать не пришлось. Во-первых, по
наряду увидел, что рыбаки, во-вторых, я поторопился вручить ему ту самую,
полгода хранимую записку.
Хозяин дома оказался мужчиной за сорок, с лицом красным и обветренным,
как у старого полярника. Его жена Клавдия Георгиевна, выйдя из-за
перегородки, так и осветила всю комнату радушием и гостеприимством. Тотчас
появились на столе свойские грибки, свойская капустка и, уж конечно,
свойские жареные окуни. Ого, если бы вот тот окунь попался нам с Германом на
Сенеже, было бы событие на весь Дом рыбака, да и на все достославное озеро
Сенеж.
Между прочим, Борис Петрович сказал нам, что мы завтра должны подняться
в шесть и тогда он сам проводит нас на нужное место.
Надо ли говорить, что зимой в шесть утра так же темно, как и в любой
другой час ночи. Не начинало брезжить, когда мы, попив чаю, с трудом
разогрев машину, тронулись еще дальше, хотя считали вечером, что Борис
Петрович - край нашего пути и что дальше ехать некуда. Ехать же,