"В.Солоухин. Рассказы разных лет" - читать интересную книгу автора

художник-портретист. И тут можно достичь большого совершенства, мастерства,
выразительности и своего, что называется, почерка. Ну, а то, что большей
частью приходится снимать на паспорт и на разные удостоверения, кто же из
художников (будь то живописец, писатель, скульптор) не занимался чем-нибудь
подобным, дежурным?
Фотография, если перевести наиболее точно, - светопись. Почему свет (а
где свет, там и тень) должен как изобразительное средство уступать цвету,
объему, линии или даже слову? Чем скупее изобразительное средство, тем
труднее художнику, это правда, но тем более впечатляющим может оказаться
конечный результат.
Окончив Литературный институт, шел я по Тверскому бульвару, не зная,
что же мне делать дальше. Я писал тогда одни только стихи. Их, может быть, и
хватило бы уже на первый сборник, но пройдет два года, пока этот сборник
будет издан. А сейчас? А завтра? Где жить? Что пить и есть? Койку в
общежитии вместе с постельными принадлежностями я сдал коменданту Ивану
Степановичу, стипендия (кстати сказать, повышенная, имени Некрасова)
прекращается. Было о чем задуматься.
Навстречу мне по тому же Тверскому бульвару шла аспирантка нашего
института, болгарская поэтесса Блага Димитрова. Молодая. Красавица. С
волосами цвета каштанового ореха, только чуть-чуть светлее. Или, может быть,
цвета хорошо заваренного чая, если поднять стакан и посмотреть на просвет. А
глаза при этом большие и голубовато-серые.
- О чем задумался, добрый молодец? - спросила меня Блага.
- Не знаю, что делать дальше.
- Серьезный вопрос. Купи мне, пожалуйста, лимон, а то у меня недостаток
витаминов, и я тебя научу.
Я купил ей тут же с уличного лотка лимон, выбрав самый лучший, большой
и спелый. Блага тщательно вытерла его платком и на моих глазах съела
целиком, как яблоко, прямо с кожурой. Я терпеливо ждал, пока она это делала.
Тем временем мы дошли до памятника Пушкину, стоявшему тогда еще на старом,
законном месте, и Блага заговорила:
- Вечно вы, русские, не знаете, что вам делать и как вам жить. Тебе
надо идти работать в "Огонек",
- Как в "Огонек"? Кто меня там ждет?
- Так и в "Огонек". Ты же нигде не был, ты не знаешь своей страны. Ты
не знаешь людей своей страны. Поступил в институт двадцати двух лет, окончил
двадцати семи. О чем ты будешь писать всю жизнь? Ты, Володя, приди и скажи:
я хочу ездить от вашего журнала по всей стране. Они будут тебя посылать в
Среднюю Азию, в Сибирь, на Алтай, на Кавказ. Ты будешь писать для них
очерки. Так и скажи: я хочу работать у вас разъездным очеркистом. А стихи
пиши себе по-прежнему. За очерки тебе будут платить деньги, у тебя будет и
положение: корреспондент "Огонька".
Блага говорила и сама воодушевлялась все больше и больше. Она, конечно,
как и я, еще пять минут назад не думала ни о каком "Огоньке". Эта идея с
"Огоньком" пришла к ней внезапно, но теперь Блага говорила, воодушевляясь
все больше и больше. И вот уж ее фантазия (все эти Средние Азии и Сибири)
забрезжила сквозь дымку ближайшего будущего не как несбыточная и красивая
мечта, а как вроде бы даже и реальность. "А может, и правда, - думалось
мне, - сходить на днях в "Огонек", ну хоть послезавтра. Это будет четверг.
Да, пожалуй, в четверг лучше всего. Может быть, они и правда через