"В.Солоухин. Рассказы разных лет" - читать интересную книгу автора

и сотни, а в Батуми ни одного? Где же справедливость? - я спрашиваю.
"Думаешь, - убеждал я Фридона, - пустовать стал бы такой ресторан? Страдал
бы от невыполнения плана?"
Но Фридон как-то скучнел лицом, воспринимая мои слова как беспочвенную
утопию и пустые мечтания. А казалось, чего бы проще: вот оно, море...
Итак, выбрав заведение под названием "Ржавый пеликан", мы с мадам
Гофлин вошли в него, были тотчас встречены предупредительным молодым
человеком и усажены за столик. После короткого нашего совещания мадам Гофлин
потребовала буйабес для двоих, а пока его готовят, полдюжины морских ежей,
дюжину устриц и мидии, приготовленные на пару белого вина. В качестве
напитка я на этот раз, не боясь прослыть невеждой и шокировать мадам Гофлин,
предпочел простое пиво (к дарам моря полагается белое вино, и только белое
вино, и ничего кроме белого вина), ну правда, голландское и холодное.
Что же такое этот знаменитый южнофранцузский, классический,
провансальский буйабес? Сказать, что это уха, было бы слишком просто. Но с
другой стороны, что же это такое, если не уха из многих сортов морской рыбы
и многих видов другой морской снеди? Только не надо представлять себе
большую кастрюлю, которую взгромоздили бы нам на стол, и чтобы душистый пар
поднимался от юшки, и чтобы можно было половником пошарить там, в юшке, и
налить по своему вкусу. Официант поставил на столе поднос с разварной рыбой
и при нас, ловко орудуя вилкой и специальным ножом, начал отделять от разных
рыб продолговатые нежные куски (спинки) и укладывать эти куски аккуратным
рядком в наши тарелки. Тут были морской дракон, скарпена, зеленуха,
барабулька, некрупная жирная кефалька... Уложив кусочки отварного рыбьего
мяса в тарелку, официант залил их прозрачным бульоном и дал нам понять, что
буйабес готов и мы можем приступить...
Но тут восстала мадам Гофлин. Она, говоря очень возбужденно (и все
более возбуждаясь), принялась что-то доказывать официанту, он ей стал
возражать, она ему в свою очередь, и весь их разговор принял тот характер,
при котором в московских условиях требуют жалобную книгу.
На подмогу официанту тотчас подоспел повар, и они вдвоем, выпаливая,
значит, вдвое больше слов в единицу времени, принялись возражать мадам
Гофлин, но и мадам Гофлин изменила скорость речи и успевала одна
отстреливаться длинными очередями слов сразу от двоих провансальцев.
Как я смог понять из скоростной пулеметной перестрелки, буйабес был не
тот, не знаменитый, не классический, не пресловутый буйабес. Мадам Гофлин
горячилась и доказывала, как, наверное, горячилась и доказывала бы
московская переводчица и гид, если бы дело шло, скажем, об окрошке, которую
впервые предстояло попробовать французу, провансальцу.
- Разве это окрошка?! - горячилась бы москвичка. - Разве это похоже на
окрошку? Разве такой бывает настоящая окрошка? А где ветчина? Где постная
ветчина, нарезанная мелкими кубиками? А где отварное мясо или буженина? Где
нежная, малосольная семга, нарезанная мелко-мелко? Где петрушка? Где яйцо?
Здесь только лук, жирная колбаса, картошка и квас. Слава богу, оказался
укроп. Но здесь нет даже свежего огурца! Вы в своем уме? Подавать окрошку
без огурца! Вы позорите русскую кухню! А где сметана? А где редиска? Где
сметана, я спрашиваю? У нас в гостях иностранец, француз из Прованса. Он
хотел узнать, что такое настоящая русская окрошка. И чем же вы его угощаете?
Эту жидкую бурду вы называете окрошкой? А что за квас! Где настоящий русский
хлебный кислый квас? Нельзя же это пресное, безвкусное пойло называть