"В.Солоухин. Рассказы разных лет" - читать интересную книгу автора

Сегодня я обедаю в маленьком китайском ресторанчике. Впрочем,
по-парижски это называется - завтракать. Час дня. А обедать они будут в семь
вечера. Но нам эта путаница в понятиях ни к чему. Середина дня есть время
обеда, не так ли?
Но надо сказать в двух словах, как я оказался во Франции и почему мне
выпало две недели почти полного безделья в Париже.
Земля становится все меньше, расстояния короче, а связи людей активнее.
В каждом французском университете есть факультет, где изучают русский язык и
литературу. Эти студенты, "русисты", как их называют, жаждут общения с
русскими литераторами, чтобы услышать живую речь, стихи, прозу, задавать
вопросы, разговаривать о современных наших писателях. Время от времени
французские университеты (то один, то другой) приглашают кого-нибудь из
советских писателей для таких вот встреч со студентами.
Надо сказать, впрочем, что русские факультеты во Франции теперь очень
малочисленны. Я ехал и думал, что придется разговаривать и выступать в
больших студенческих аудиториях (как мы привыкли), настроился на
соответствующий лад, а пришлось мириться с тем, что в комнате сидят человек
тридцать вместе с профессорами. Дело не в том, как мне объяснили, что мал
вообще интерес к нашему языку, литературе, стране, но в том, что Франция
(вся Франция) требует в год всего лишь пять-шесть новых специалистов с
русским языком. Да и то, я думаю, что фирма скорее возьмет сотрудницей дочку
русских эмигрантов, пусть и не постигшую тонкостей русской лингвистики, но
шпарящую по-русски как пулемет, нежели выпускницу университета француженку,
которая написала реферат об Антиохе Кантемире или Василии Тредиаковском, но
говорящую все-таки неуверенно и с акцентом.
Когда шли по университетскому коридору, я заглянул в приоткрытые двери
аудитории. Зал амфитеатром человек на пятьсот был оснащен всевозможной
техникой: наушниками для каждого места, магнитофонами. Это был зал для
занятий английским языком. Обидно, но ничего не поделаешь: все хотят
говорить по-английски, а точнее сказать - по-американски.
Что ж, тем милее те двадцать - тридцать подвижников, героев и героинь,
которые среди захлестнувшей всю землю английской речи цепляются за наш
русский и читают и чтят русских писателей от Державина и Пушкина до Василия
Белова и Валентина Распутина. Может быть, они в конце концов не так уж и
прогадают.
Ради таких-то встреч с русистами я и приехал во Францию по приглашению
Прованского университета. Потом я побывал еще, кроме Экс-ан-Прованса, в
Гренобле, Нанси и Страсбурге. Гостеприимство университетов в этих городах
ограничивалось несколькими днями в каждом городе, и вскоре все было кончено.
Я оказался свободным от бесед со студентами (эти беседы преувеличенно
назывались лекциями), от чтения стихов, а заодно и от гостиниц, оплаченных
университетами. Деловая часть поездки завершилась, и, строго говоря, надо
было возвращаться в Москву. Но виза позволяла прожить во Франции еще две
недели, и оставалось немного денежек, их можно было как раз на эти две
недели растянуть. И была весна. Апрель в Париже.
Я нашел на улице Конвансьон более чем скромный отель и начал
жить-поживать.
Мой отелишко на улице Конвансьон был так дешев и захудал, что в нем не
было даже "маленького завтрака". Приходилось утром идти на улицу, искать
себе пропитание.