"В.А.Солоухин. Чаша (Эссе)" - читать интересную книгу автора

разрастания революции в России. Со спокойной и печальной честностью пишет он
и о том, как вырождалась монархическая идея в России в начале века, и его
глубокая мысль далеко уходит от честного, но пылкого романтического
монархизма неофита Владимира Алексеевича Солоухина, имевшего, кстати,
мужество в семидесятые годы в стенах парткома на упрек, зачем он носит на
руке перстень с изображением "Николашки", с достоинством ответить: "Не
Николашки, а Их Императорского Величества Николая Александровича!" Так вот,
вспоминая о юбилейных торжествах 1913 года в честь трехсотлетия Дома
Романовых, митрополит Вениамин пишет: "Всюду были отданы приказы устраивать
торжества. Заготовлены особые романовские кругленькие медали на Георгиевской
треугольной ленточке. Но воодушевления у народа не было. А уж про
интеллигентный класс и говорить нечего. Церковь тоже лишь официально
принимала участие в некоторых торжествах..." Размышляя со скорбью обо всем,
что он видел на этих официальных празднествах, митрополит Вениамин делает
вывод, страшный даже для нынешних апологетов монархии: "Промелькнула мысль:
идея царя тут мертва... если бы я был в то время на месте царя, то меня
охватил бы страх: это было не торжество, а поминки".
Вспоминая же о гражданской войне и о поражении Белого движения,
беспристрастный свидетель эпохи объясняет это не "красным террором", не
мощной организаторской волей Ленина и Троцкого, а в первую очередь тем, что
у белых не было в этой войне идеи, которая бы давала силы и цементировала
их. "Единая и неделимая?" - спрашивает митрополит Вениамин - и отвечает:
"Ведь и большевики могли бороться и боролись, и успели "за единую, великую,
неделимую страну".
За какой строй, вопрошает он, боролись белые? "Монархия с династией
Романовых? И об этом не говорилось, скорее этого опасались". А как иначе
могли военные вожди Белого движения - генералы Алексеев, Рузский, Корнилов и
другие - относиться к монархической идее? Ведь они же способствовали в
феврале 1917 года крушению монархической власти и передаче государственного
руля в руки масонско-демократической олигархии.
Что же касается идеологии православия, то генерал Кутепов в присутствии
Врангеля рассказывал митрополиту Вениамину:
"Когда был обсужден вопрос о целях войны, дошли до веры. По старому
обычаю говорилось: "за веру, царя и отечество". Хотели включить первую
формулу и теперь, но генерал Деникин, как "честный солдат", запротестовал,
заявив, что это было бы ложью, фальшивой пропагандой, на самом деле этого
нет в движении".
В конце концов владыка Вениамин честно признается в том, что у белых
"почти не было руководящих идей", что "история народных стомиллионных масс
тогда была красная, революционная, а идти против стихии таких колоссальных
исторических штормов было бесполезно и гибельно для меньшинства".
Так что, читая мемуары Владимира Алексеевича, придерживающегося иной
точки зрения, что большевики победили лишь благодаря жесточайшему террору,
еврейской воле в высших эшелонах власти и сверхчеловеческой
организованности, читателю, видимо, надо бы в уме держать также мысли,
выводы и наблюдения об эпохе ее непосредственного участника - митрополита
Вениамина.
Не меньшие разночтения между поэзией и историей начинаются тогда, когда
Владимир Солоухин восхищается творчеством и судьбами культурной
интеллигенции начала двадцатого века, значительная часть которой ушла в