"С.М.Соловьев. История России с древнейших времен. Том 8" - читать интересную книгу автора

воинское в битвах, которые они выдержали против него под знаменем Годунова.
И на Бориса дошли до нас сильные жалобы за то, что он очень любил
иностранцев, отчего распространилось пристрастие к иностранным обычаям.
Легко понять, что гораздо более поводов к подобным жалобам должен был подать
Лжедимитрий, человек молодой, с природою необыкновенно живою, страстною,
деятельною, человек, сам побывавший на чужбине. Он ввел за обедом у себя
музыку, пение, не молился перед обедом, не умывал рук в конце стола, ел
телятину, что было не в обычае у русских людей того времени, не ходил в
баню, не спал после обеда, а употреблял это время для осмотра своей казны,
на посещение мастерских, причем уходил из дворца сам-друг, без всякой
пышности; при обычной потехе тогдашней, бою со зверями, он не мог по своей
природе оставаться праздным зрителем, сам вмешивался в дело, бил медведей;
сам испытывал новые пушки, стрелял из них чрезвычайно метко; сам учил ратных
людей, в примерных приступах к земляным крепостям лез в толпе на валы,
несмотря на то что его иногда палками сшибали с ног, давили. Все это могло
казаться странным; отступление от старых обычаев могло оскорблять некоторых;
трудно сказать, что оно могло оскорблять всех, потому что пристрастие к
иноземным обычаям начало распространяться еще при Годунове. Могли
оскорбляться некоторые приближенные люди, большинство не было свидетелем
уклонения самозванца от старых обычаев; молодечество его, видное для всех,
конечно, не могло оскорблять большинства.
Сильнее всего могли оскорбляться пристрастием самозванца к чужой вере.
Он принял католицизм, но из всего видно, что это принятие было следствием
расчета: в Польше оно было необходимо ему для получения помощи от короля, то
есть от иезуитов. Теперь, когда он уже сидел на престоле московском, ему
нужно было сохранить дружеские отношения к папе, королю Сигизмунду и ко всем
католическим державам. В это время, несмотря на появление других
могущественных интересов в Европе, еще не утратила своей силы и
привлекательности мысль о необходимости всеобщего христианского ополчения
против страшных турок; неудивительно, что поход против турок стал любимою
мечтою пылкого, храброго Лжедимитрия, но он знал, что для осуществления этой
мечты нужно было находиться в тесном союзе, в единении с католическими
державами, с папою. Приязнь папы, иезуитов и руководимого ими короля
Сигизмунда нужны были Лжедимитрию еще по другой причине: он был влюблен в
Марину Мнишек, которую хотел как можно скорее видеть в Москве; король,
духовенство католическое могли препятствовать ее приезду, и сами Мнишки были
ревностные католики. Нет сомнения, что для выхода из затруднительного
положения относительно Римского двора и для своих политических замыслов
Лжедимитрий желал соединения церквей, которое должно было решиться на
соборе, желал внушить русским людям, что дело это не так трудно, как они
думали, что нет большой разницы между обоими исповеданиями, так, например, у
него вырывались слова, что можно быть осьмому и девятому собору, что в
латинах нет порока, что вера латинская и греческая - одно; говорят, что на
вопрос одного из русских вельмож, правда ли, что он хочет построить для
поляков в Москве церковь, Димитрий отвечал: "Почему мне этого не сделать?
Они христиане и оказывают мне верные услуги; вы позволили же иметь свою
церковь и школу еретикам". Но мысль о решительных, насильственных мерах в
пользу католицизма была ему совершенно чужда, как видно изо всех известных
нам его поступков и сношений с Римским двором. Слова самозванца о
безразличии исповеданий, о возможности нового собора должны были оскорблять