"А.Соловьев "Сан Мариона" (ист.)" - читать интересную книгу автора

С первого же взгляда становилось ясно: каменная стена скоро отделит
кварталы, что поднимались по склону холма, от кварталов, теснящихся слева
от дороги, и не требовалось большой проницательности, чтобы понять:
верхний богатый город отделял себя от нижнего. Поэтому вожатый промолчал,
но византиец больше и не расспрашивал.
По левую сторону дороги тянулись закопченные низкие кузни, гончарни,
крытые черепицей навесы. Из распахнутых дверей ближней кузни выплывал
сизый дым, там, в глубине полутемного помещения, вспыхивало, металось в
горне пламя, и обнаженные по пояс кузнецы гулко били молотами по
раскаленной полосе железа. Костлявый, с бритым черепом человек с черным
клеймом раба, выжженным на выпуклом лбу, охлаждал в чане с водой только
что выкованный меч. Из чана вырывались клубы пара. Раб мрачно глянул на
проезжающих мимо людей, сверкнув исподлобья глазами, и тут же согнулся,
притушив раскаленный блеск глаз. Дальше под навесами на гончарных кругах
работали мастера-гончары: один, смуглый, в набедренной повязке, ножом
отрезал куски глины, бросал на поддон круга, два других - сутулые,
лохматые - руками раскручивали круг, и на нем мгновенно вырастала глиняная
трубка. Ловкое движение ножа одного из гончаров - и трубка разваливалась
вдоль на две равные части, превращаясь в сырую черепицу. Заготовленная
черепица сохла на солнце, а под навесом была сложена уже высушенная. Там
же стояли высокие узкогорлые кувшины, широкодонные амфоры и мелкие сосуды.
За мастерскими теснились приземистые хижины с плоскими крышами,
некоторые были обнесены каменными оградами. В двориках по чахлой траве
ползали голые дети, бродили тощие овцы, козы. Кое-где меж хижин виднелись
крохотные участки обработанной земли, на них копошились женщины в длинных,
до пят, просторных рубахах, в платчатых головных покрывалах. Кварталы
отделялись узкими улочками, местами чернеющими жидкой грязью. На некоторых
крышах сушилась трава. За хижинами, в глубине города, виднелся обширный
пустырь, окаймленный густыми кустами розового тамариска, а за тамариском
выступала голубовато-дымчатая равнина моря. Обе городские стены уходили на
несколько сот локтей в море и почти смыкались, оставив лишь узкий проход,
образуя гавань. В гавани на мелкой, сверкающей под солнцем зыби,
покачивался корабль.
Вожатый видел: ничего не ускользало от зорких глаз византийца,
который, заметив возле сточной смрадной канавы громко спорящих людей,
остановил коня, чтобы послушать, о чем они спорят.
Двое темнолицых, в оборванных рубахах албан, стоя возле пешеходного
мостика из двух бревен, переброшенных через канаву, кричали друг на друга.
Возле толпились, слушая, смуглые подростки в набедренных повязках и
несколько чумазых бритоголовых рабов, очевидно вышедших из кузни.
- Я здесь родился! - гневно кричал один из албан. - Это моя земля! А
ты - пришлый! Как смеешь ты не уступить мне дорогу?
- Пусть я пришлый, но равен тебе - я свободный албан! - отвечает
второй. - Почему я должен уступить тебе, если подошли мы одновременно?
- Уйди, проклятый галван [презрительная кличка пришлых], или я сброшу
тебя с моста! - Подростки одобрительно посмеивались, рабы равнодушно
молчали, угрюмо развлекаясь, подталкивали друг друга. Пришлый албан
затравленно оглянулся и с мрачной униженностью отступил от мостка. В это
время из глубины улочки на сером, вскидывающем голову жеребце рысью выехал
всадник в шелковом халате, лохматой шапке, подбоченившись, ни на кого не