"А.Соловьев "Сан Мариона" (ист.)" - читать интересную книгу автора

воздух, предвещая зной. Слышались разговоры охраны, часто прерываемые
смехом. Скучающие воины развлекались как могли. Хохотали, когда какой-либо
озорник, вольно свесившись с седла, растопырив локти и пригнувшись к гриве
коня, изображал скачущего хазарина. Хохотали, если кто-то на ходу поддевал
на пику мелькнувший в траве белый человеческий череп, и перед глазами
едущих позади неожиданно возникало видение вечного оскала и смотрели на
воинов пустые глазницы.
Кто скажет, чья душа рассталась здесь с телом? Сотни, а может, тысячи
лет по этой дороге едут, бредут, скачут... Скорей всего это череп хунна
[хунны - объединение племен тюркского происхождения, вторгшееся в IV веке
н.э. в Европу], а может, скифа или киммерийца [киммерийцы - кочевые
племена, родственные скифам] - одного из тех нетерпеливо жаждущих добычи
конников, что тучами наваливались с севера на Албанию, оставив после себя
недобрую память. Разве достойна уважения беспризорная смерть разбойника?
Эта степная полоса, стиснутая морем и горами, исстари служила самым
коротким и удобным сухопутным путем из Берсилии и северных стран в Персию
и дальше на юг. И нет числа проскакавшим по ней. Еще сохранились предания,
что когда-то по долине, сотрясая землю мерной поступью, двигались на север
грозные легионы Помпея Великого, преследуя Митридата Понтийского,
надеявшегося найти у албан защиту. Сколько жарких схваток вскипало на этой
дороге! Потому и встречаются на обочинах груды черепов, иссушенных
ветрами, обмытых дождями. А вот мелькнул под ногами коня ветхий шлем,
разрубленный надвое, с проросшей в разрубе высокой травой. Могуч, видно,
был воин, нанесший столь страшный удар! А дальше виднеется богатырский,
почти в рост человека, заржавевший меч без рукояти. Что сталось с тем
богатырем, у которого в самый разгар стремительного боя в руке осталась
только рукоять? Успел ли он прикрыться щитом от лихого встречного удара?
Вынес ли его из беды верный конь? А может, это его череп сейчас торчит на
пике и осуждающе смотрит на веселящихся всадников?
Но воин не склонен размышлять при виде безымянных могил, конских
остовов, человеческих скелетов, истлевшего оружия - всего, что оставили
пришлые народы на этой дороге в память о себе. Опасно воину
глубокомысленное раздумье: оно не делает его храбрецом. У каждого своя
судьба. Исполни предначертанное - и ты уйдешь из земного временного
пристанища в лучший мир, где храбрецов ждет вечное блаженство. Так зачем
задумываться над тем, что преходяще?
Караван спустился в широкую пойменную лощину, миновал рощу коренастых
раскидистых вязов, перешел вброд мелкий ручей с каменистым дном, поднялся
по густотравному откосу - и прямо впереди, в дымчатой дали, завиднелось
нечто, напоминающее гранитный выступ, наглухо перегораживающий степь от
моря до гор. Словно горы там круто свернули к морю и замкнули долину, не
оставив ни малейшего прохода.
Когда последний верблюд поднялся по травянистому откосу и караван
вновь пошел по открытому месту, никто не понял, что произошло, но что-то
неуловимо изменилось вокруг. Люди и животные вдруг одновременно испытали
томительное беспокойство. Сами собой смолкли смех и разговоры воинов,
тревожно зафыркали лошади, передний верблюд сбил шаг, приостановился,
остальные затеснились друг к другу, смолк колоколец. И в наступившей
тишине от гор донесся явно не человеческий, но полный предсмертного ужаса
и муки вопль: