"Георгий Соловьев. Тяжелый характер " - читать интересную книгу автора

Хотя на море было совсем не холодно, Букреев дрожал всем телом, его
зубы постукивали, он глядел на Комонова невидящими белыми глазами.
- Старпом... ты видел, старпом? - Он не верил тому, что произошло, не
мог осмыслить фантастической удачи. Комонову показалось, что командир
испуган, именно испуган, потому что совершилось невероятное даже для
Букреева - человека расчетливого, всегда, всю боевую жизнь мечтавшего о
таком.
- Факт, товарищ командир. Гвардейское дело...
Букреев сорвал с головы шлем и некоторое время стоял, закрыв глаза, как
будто приходя в себя. Затем медленно обвел взглядом палубу охотника.
Матросы, как и командир, стояли торжественные и молчаливые.
- Гвардейское, говорите, дело? - переспросил Букреев. - Да, это
настоящая работа. - Букреев крепко ухватился за поручни и неожиданно громко
рассмеялся.
Матросы на палубе охотника словно по команде начали кричать "ура" и
размахивать бескозырками.
Когда Букреев справился с почти истерическим припадком смеха, Комонов
сказал ему:
- Товарищ командир, теперь их самолеты на нас не полетели бы.
Букреев махнул рукой:
- А это что?
К катеру быстро приближались самолеты. На их крыльях были видны звезды.
- Ну, кто бы нам поверил? - сказал Букреев. - А теперь летчики
сфотографировали это кладбище, и у нас будет неопровержимый документ.
Над багровым краем моря все сильней и сильней разгоралось солнце.
Облако дыма и пара над тонувшим транспортом было похоже на огромный
сверкающий отсветом солнца айсберг.
Солнце уже взошло. Но его очертания были искажены рефракцией, и от
этого солнце казалось гигантским багровым шаром, пылавшим над горизонтом.
Понемногу этот клуб пламени стал приобретать очертания огромной чаши. Чаша
из багровой становилась все светлей и светлей, и пурпурные тона на востоке,
на поверхности воды, понемногу таяли. Наконец, показался сверкающий край
солнца, и чаша стала таять, превращаться в золотистый, легкий туман. И вдруг
небо стало чистым, голубым. Вода на горизонте потемнела и четко отделилась
от неба, а солнце сразу стало круглое и ясное. Начался день.
На мостик поднялся матрос и подошел к Букрееву:
- Товарищ командир...
Букреев обернулся:
- Что, Жидконожкин?
- Скончался.
- Вынести на верхнюю палубу. Обрядить... - сказал Букреев и,
сгорбившись, отвернулся.
Матрос тихо отошел от командира.
Жидконожкина положили между носовой пушкой и мостиком на чистом
брезенте. Он лежал в новой форменке, в бескозырке, по пояс накрытый
военно-морским флагом. Букреев в знак того, что на борту корабля покойник,
приказал приспустить флаг и первым встал в почетный караул.
Прядка светлых волос выбилась из-под околыша бескозырки Жидконожкина и
трепетала на встречном ветру, над обожженным лицом покойного. Букреев стоял
прямой и злой, его крупный кадык непрерывно двигался вверх и вниз. Он плакал