"Сергей Соловьев. Прана " - читать интересную книгу автора

преходящему - одежде, утвари, домам, машинам, дорогам, храмам.
Сокровенны душа, дух, внутренний космос. В их общении эта область -
всегда - под покровом целомудрия и интима.
Не плоскость, а вертикаль. И именно это - вертикальное, духовное
измерение определяет меру доверия общества к человеку. Вне этого опыта
авторитет в Индии - будь то политика, бизнес, что угодно, - невозможен.
Здесь стоит печка. Не гражданином, а Поэтом быть обязан.
Вертикаль определяет плоскость. Дух - материю.
Относительно последней. Возвращаясь, я купил рулончик туалетной бумаги.
Стоил он - как обед на троих или бусы ручной работы. Похоже, они справляются
без услуг этих серийных беби-ситоров.
"Мы, может, и беднее вас, но чище" - граффити на одной из руин
Бенареса.
Ксения сидела с обиженно-заспанным лицом, свесив ноги с кровати.
- Ты... - сказала она, глядя на свои сомкнутые колени в шелковом
крученом колечке трусиков. - Он стоял в проеме двери, которую ты оставил
открытой, и смотрел на меня. Не знаю, как долго. Пока я спала.
- Кто?
- Тот, что сидит у большого кувшина.
Решили пройтись на ту сторону реки, пообедать. Выходим - и натыкаемся,
как на складку воздуха, на нашу хозяйку - маленькую кроткую женщину
неопределенного возраста, чуть склоненную над молитвенно сведенными
ладонями - не к небу - к нам. Жест приветствия. Говорится при этом:
"Намосты" или космосом чуть повыше:
"Хари Ом". И такой же ответ. С тем же полукивком ладоней и за ладонями
тела - вперед, к тебе. Не ввысь и не вниз, и не за руку цапнуть. Качнуться -
от сердца - к тебе.
В этой позе она и стояла, когда мы распахнули дверь. По-английски она
не говорила, так что объяснялись мы на пальцах, а точнее сказать
- на шеях.
О, это неописуемое дуновенье головы индусов - чуть набок, с легкой, как
бы чуть виноватой улыбкой и кратким, как у плюшевых мишек: "а" - голым, как
воздух - без точки, без восклицания, без вопроса, - этим, из самых привычных
обличий "да", говорящим: "ну да, и так быть может".
Так мы с нею и объяснялись, пока она нас записывала в амбарную книгу.
"Муж и жена", - назвались мы, как нам советовали перед отъездом, и, указав
друг на друг на друга, свели ладони.
- А, - кроткое дуновенье. И рукой помечает в воздухе рядок детей,
нисходящий по росту, и глаза светают ее от улыбки.
- Двое пока, - говорю, как учили, и незаметно подмигиваю Ксении.
- А-чча, - теплое дуновенье.
За это небесное, пожалуй, лучшее в округе пристанище мы платили
втридорога - буквально: то есть 3 евро в сутки за двоих. Деньги она с нас не
взяла, покивала ладошкой в сторону неба: потом, мол, когда-нибудь.
- А, - ответили мы.
Три минуты ходьбы, и мы у моста. На обрыве - кафе: крыша без стен,
каменная подпорная кладка от земли до пояса. Пиросманистая вывеска:
GERMAN BAKERY. Точка сборки бледнолицых. С пяток немцев и по одному, по
два - прочие. Не туризм - не за этим едут. Но и, глядя на них, не за тем, о
чем сказано в Ведах: переплыть реку жизни и взойти на Высокий Берег.