"Сергей Соловьев. Прана " - читать интересную книгу автора

храненье штиблеты, втекают паломники, ввинчиваясь по внешней его спирали
ввысь, теребя по пути все эти литые вавилонно-подъюбочные язычки, висящие
над головой на каждом шагу.
Несмолкаемый хоровод этого безымянного перезвона: здесь был я, этот,
тот. Воздушные фонетические пузырьки, подхваченные ветром: неизменные - как
река под ними - и всегда, как река, другие; пуджа небесная.
А вдоль реки, по обоим ее берегам - на километры - другая пуджа:
омовения.
Женщины, выходящие из воды в одеждах, как статуи. И, взобравшись на
дыбящиеся из песка валуны, стоят недвижимо, удерживая за узкий край рвущиеся
на ветру из рук пятиметровые полотна своих сари, эти трепещущие газовые
языки - от груди и вдаль, и так по всему берегу, насколько хватает зренья,
выжженного их неземным огнем - от пронзительно алого до ангельского
ультрамарина.
И, озаренные этим огнем, между ними нагие - коровы и дети, и в повязках
набедренных старики и мужчины.
Все едины, и каждый сам по себе: один - медитирует, стоя по горло в
воде; другой - сидя на корточках - стирает белье и, сгребая его, отбивает с
размаху об камень; третий драет себя сорванным с дерева мылом - смуглым,
яйцеобразным, дикорастущим.
И все - обшептывают эту текучую святыню, и сквозь улыбку цедят ее
серебро с ладони, и, щурясь на близорукое марево над головой, плывут,
подрагивая губами.
Мост, оставленный за спиной, теперь кажется тихой пустынной аллеей, по
сравненью с той гущей кипящей схлестнувшихся рая и ада, тем роем
бурляще-цветущим райада, в котором ты движешься по единственной улочке,
зыркающей в слепящие прорехи меж витиевато пританцовывающими халабудами.
Фасады их на рассвете упраздняются дружным подъемом железных жалюзи с
переметным скрежетом по всей длине этой бесконечной улицы или откидываются
снизу вверх, образовывая навес, подпираемый парой стоеросовых бревен.
Внутри - амбар, заваленный товаром до потолка. Товар - весь - лицом, и
лицо его - все - наружу. Оставлен лишь узкий проход вглубь, в виде подиума,
на котором сидит торговец с маленькой фарфоровой чашкой аюрведического чая.
Над собранной в пучок головой нехотя потряхиваются на ходу тяжелые
вертолетные лопасти вентилятора.
Я собрался было купить себе оранжевые дхоти - это подобье штанов, как у
баба. То есть просто кусок ткани, который завязывается на талии и
просовывается между ног накрест, затыкаясь затем за пояс. И такого же цвета
рубаху - забыл, как она называется. Выбрал, примерил
- весь в щебете обпархивающего меня торговца, в юрких клювиках его
ладоней - вышел.
"А", - спрашиваю, наклонив голову. Ксения к этому была не готова.
Купил белые парусиновые и такую же рубаху к ним до колен. Для себя она
выбрала торбочку с вышитым слоником - под цвет своего офельного
болотно-цветущего сари, точнее, полупрозрачного шелкового сарафана с
шальварами, купленными ее матерью в Индии еще в начале 60-х.
48 в тени. Дудлим. Она, в основном, воду - покупную, литрушками,
выуживая из сундучных лавочных ледников похолодней. Я - пробую все подряд. А
пробный ряд на этой кромешно бесконечной улице - что гомеровский журавлиный
список.