"Сергей Соловьев. Прана " - читать интересную книгу автора

Она все молчала, отвернув лицо к восходящей над гребнем горы круглой
пунцовой... Если бы это было в той еще жизни, я б подсказал ей: Сома?
И, пока она медлила, наверно б, добавил: Самадхи? Она, разумеется,
отклонила б - как прямое вмешательство в ее жизнь. А сказала б... Что?
В последний раз - за несколько дней до отъезда - на этот вопрос, к
которому уже попривыкла, хоть и вздрагивала, как вначале, она, полулежа на
мне, сказала с лукавой серьезностью: Я, человек, существо, небожитель.
Вот так, через запятую. "Алмазная сутра" лежала на тумбочке в
изголовье.
Она все молчала, отвернувшись к луне, плывущей уже высоко над горами. Я
взял в ладони ее пятку, белевшую в темноте у моего плеча, поднес к губам и
подумал, что я никогда не видел ее. И, ведя губами по ее пергаменту,
мнилось, она так же, как и ладонь, испещрена письменами. И надо было как-то
нарушить это молчанье. Чем?
Сгорбленный лунный простор мешка, и моя рука изнутри стягивает
горловину.
- Ксения, - прошетал я, - Ксения... - Приподняв голову, она
приближалась ко мне в том порывисто-плавном движеньи, в том, столь
свойственном ей, чуть двоящемся фокусе, как бы опережая себя и запаздывая
одновременно, в том... И прильнула щекой осторожной и легкой к груди.
В ту ночь не спалось. Луна стояла, едва вмещаясь в окно. На дереве
беспокойно потявкивали обезьяны. Спали мы с открытыми окнами, голыми, без
одеял и уже без сетки.
Я вспомнил первую ночь здесь, когда мы, перед тем как лечь, водили
фонариком по всем углам. Как, став на колени и светя под кровать, приняли
тряпку, лежавшую там, за свернувшуюся змею. Как среди ночи, мучась от жажды,
я все медлил, представляя себе, как я спускаю ногу во тьму и... Всего-то
четыре шага до бутылки с водой, а так и не встал.
Тихо повернулся на другой бок, смотрю на нее, спящую. Черты лица, о
которых обычно говорят: правильные. В отличие от моих - уж наверно.
Жиденькая нежная соломка волос. Асимметричное, как носят берет, чуть
набок - каре. И под ладонью моей - тонкая птичья косточка темени с теплым и
темным биеньем.
За день до отлета мы сидели в кафе на улице, вдруг все вокруг почернело
и люди ринулись внутрь, прижавшись к стеклам, глядя оттуда, и столик меж
нами опрокинуло ветром и поволокло по улице, а мы все сидели под хлещущим
ливнем и говорили, замаливая, заговаривая друг друга. А потом сидели
прижавшись, свесив ноги из ночного ее окна, молча. И она прошептала, что
если ей там, в Индии, худо станет
- ну, мол, вдруг, - чтобы я ей ладонь положил на темя и подержал. И
все. А больше у нее недостатков нету.
А еще я подумал, что едва ли не все зависит от - порой безотчетного
- первого импульса (слова, взгляда, мысли), которым ты начинаешь
движенье. А потом это недоуменье - почему все случилось именно так?
Ведь, казалось, хотело, могло и должно было быть иначе. С женщиной,
жизнью, дорогой. Смысл, мнилось, проявится, все войдет в берега. Не войдет -
так подправим. Ан нет, все сбылось уже там, в том нечаянном жесте, беспечном
намереньи, слове случайном - еще до начала. Я подумал о капище ночи - той,
первой.