"Сергей Соловьев. Эхо в темноте (Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

перед грудью и, непрерывно кивая, мелкими шажками приблизился к старику, а
затем опустился на колени и уперся лбом в песок, выставив вперед сложенные
ладонь к ладони руки. В одной руке у ламы были четки, другой он сделал еле
заметный жест над головой переводчика.
- Поприветствуйте его, - вполголоса приказал остальным Федор
Игнатьевич.
Он тоже сложил руки перед грудью, повернулся к старому ламе и слегка
наклонил голову. Остальные, как могли, повторили его движения, только В. Ф.
поклонился несколько глубже. Лама и его ученик ответили тем же. Переводчик
поднялся на ноги, но продолжал стоять, глядя в землю перед ламой. Затем он
обратился к ламе просительным голосом.
Лама быстро оглядел всех, слегка кивнул, что-то сказал по-своему.
Переводчик повернулся к остальным, сохраняя почтительный вид.
- Они согласны переночевать рядом с нами. Это большая честь. Он
говорит, у тех скал есть вода, - переводчик махнул в сторону багрово-красной
скальной гряды.
- А бандитов там нет?
- В этих краях никто не посмеет причинить вред ламе высокого
посвящения!
- А также его хорошо вооруженным русским товарищам, - дополнил Федор
Игнатьевич. - Хорошо, едем. Скоро стемнеет.
Участники экспедиции расселись по машинам. В задней стенке кабины
имелось окошко для сообщения с кузовом. Техники восприняли замечание Федора
Игнатьевича о "хорошо вооруженных товарищах" как руководство к действию. В.
Ф. было слышно, как они переговариваются, приводя в боевую готовность
экспедиционное вооружение.
- Вторую ленту набивать? - спросил младший из двоих, застенчивый
Алексей Сергеевич. Для В. Ф. - Алеша Попович.
- Набивай, я гранаты достану, - это был Михаил Константинович. Для В.
Ф. - Московский Комсомолец. В. Ф., конечно, не произносил этих кличек вслух.
Скорее, в сознании вместо имен мелькали картинки - улыбающийся комсомолец с
плаката, Алеша с картины "Три богатыря". М. К., кстати, родился в Москве.
Из расщелины скалы действительно бил источник. Несколько кустов,
крошечная лужайка. Вверху - неровный край скалы и серебряная половинка луны.
В "студебекере" имелся запас дров. Федор Игнатьевич распорядился разложить
костер. Ночи в пустыне холодные. Достали котелки и закопченный чайник,
брикеты гречки, американскую тушенку из "стратегических запасов". "Мяса им
не предлагайте, животных убивали, им такого по вере нельзя, - предупредил
переводчик. - Гречка с говяжьим жиром, ее тоже лучше не надо. Они сделают
тибетский чай, пейте, вкус необычный, чай с маслом, но ни в коем случае не
отказывайтесь". Лама с учеником вежливо подсели к костру, хотя ослика
привязали подальше, за кустами...
Как сказал ему позже Федор Игнатьевич, "здорово же ты поддаешься
внушению". Наверное, оценка и определила окончательно их дальнейшие
отношения, вычеркнув навсегда В. Ф. из состава участников "большой игры".
Лама с учеником ушли своим путем, ночь со своими пугающими чудесами осталась
в невозвратном прошлом (ни тогда, ни сейчас В. Ф. не соглашался признать,
что это был только гипноз), но и через двадцать пять лет яркость
воспоминаний ничуть не потускнела. Гипноз родствен сну, деталям не
полагается вспоминаться с неугасающей яркостью.