"Всеволод Сергеевич Соловьев. Жених царевны ("Романовы: Династия в романах") " - читать интересную книгу автора

московским государством как друзья поступили? Царь Василий призвал их на
помощь, а они оказались злыми врагами.
- Верно! - произнес царь, и ему понравилось, что не только настоящие,
но и прошедшие обстоятельства, касающиеся московского государства, ведомы
королевичу.
"Из него прок будет, малый с головою!" - подумал он.
Вольдемар хотел было просить царя дозволить ему представиться
государыне царице и - что само собою подразумевалось - царевне, но он не
решился на это, боясь как-нибудь повредить себе во мнении царском своей
торопливостью.
Он стал ждать. Прошло четыре дня, и вот, вместо приглашения к царю,
случилось совсем иное.
К Вольдемару от имени патриарха Иосифа явился бывший в Швеции
резидент Дмитрий Францбеков и на вопрос Вольдемара, с чем он пожаловал,
повел такую речь:
- Великий святитель со всем священным собором сильно обрадовался, что
вас, великого государского сына, Бог привел к великому государю нашему для
сочетания законным браком с царевною Ириною Михайловной, и вам бы,
государскому сыну, с великим государем нашим, с царицею и их благородными
детьми и нами, богомольцами своими, верою соединиться.
Королевич весьма смутился и сразу пришел в негодование, но он сдержал
себя и спокойно ответил:
- Принять мне веру греческого закона никак нельзя, и ничего я не буду
делать вопреки договору, заключенному Петром Марселисом. Если Марселис
обещал на словах царю, что я переменю веру, а королю, моему отцу, и мне
того не сказал, то он солгал, обманул и за это от короля и от меня будет
наказан. Если бы я знал, что опять будет речь о вере, то я из Дании сюда
не приехал бы, и если теперь его царское величество не изволит дело делать
по статьям договора, то пусть прикажет меня отпустить назад к королю, отцу
моему, с честью.
Францбеков не смутился ничуть.
- Марселису никто не приказывал и не поручал говорить и решать дело о
вере, - сказал он. - Теперь вашей милости назад в свою землю ехать
невозможно. Оскорбляться вам нечего, а следует обсудить благоразумно. Да
не угодно ли вам поговорить о вере с учеными духовными людьми московскими?
Королевич вспыхнул.
- Я сам учен не меньше московских попов! - почти закричал он. -
Библию я прочел пять раз и всю ее помню, учить меня нечего. А впрочем, -
прибавил он, стихая, - если царю и патриарху угодно поговорить со мною, то
я говорить и слушать готов.
С этим ответом Францбеков и ушел от королевича, оставив его совсем
встревоженным.
Послы датские, бывшие при этом объяснении, встревожились не меньше
королевича, особенно Пассбирг.
Пожилой, унылого и сухого вида человек, недоверчивый по своему
характеру и даже мнительный, он прямо высказал:
- Я говорил королю, что нельзя доверять никаким обещаниям московитов.
Я предвидел, что дикари эти заманят нас и потом откажутся от всех условий.
- Нет, каков Марселис! - в негодовании воскликнул Вольдемар. -
Достаньте мне его скорей! Пошлите за ним, чтобы явился немедленно! Ах,