"Всеволод Сергеевич Соловьев. Жених царевны ("Романовы: Династия в романах") " - читать интересную книгу автора

знает, как она забежала?! Это и со мной ведь по сю пору случается,
разыграешься, бежишь, словно на крыльях летишь, словно несет кто тебя, и
двери будто сами собою перед тобою отворяются. Ну, вот и забежала,
перепуталась. Уж ты не казни ее, не брани, она не нарочно и впредь такого
не сделает...
Говоря это, царевна прижалась своей нежной горячей щечкой к дряблой,
покрытой белилами щеке княгини.
- Заступница, баловница! - произнесла та с полупечальной улыбкой и
тихонько отстраняясь. - А у двери за занавеской зачем была? - обратилась
она к девочке. Та теперь уже не стояла с опущенными глазами, а глядела ими
прямо в глаза княгини, глядела пристальным, смущающим взглядом, в котором
ничего нельзя было разобрать и который так раздражал Настасью Максимовну.
- За занавеской-то зачем? - произнесла она, и голос ее уже дрожал от
страха. - Не то что за занавеску, а и под кровать, куда попало спрячешься
от Настасьи Максимовны, ведь она ухо-то мне как! - закончила она, поднося
руку к своему красному и даже несколько припухшему уху.
- Ухо-то посмотри, мамушка, ведь это что же такое, ведь этак Настасья
Максимовна ей когда-нибудь совсем оторвет уши! - сказала царевна. - Ведь
не впервые это, так как же тут не прятаться от нее?
- Настасья Максимовна женщина не злая, даром драть за уши не
станет, - строго сказала княгиня. - Ну и что же, долго ты, Машутка, за
занавеской стояла?
- Какой же долго, когда она вслед за мной пришла. Как вбежала я, не
успела опомниться, слышу - шаги, а шаги ее я всегда за три покоя узнаю,
огляделась - куда мне, вижу - занавеска, я и шмыг. Притаилась. А она так
прямо и идет на меня, занавеску-то отдернула, а меня за ухо и вывела, -
медленно, с небольшой запинкой, но уже без особой робости объясняла
Машутка и все продолжала, не мигая, прямо смотреть в глаза княгини, так
что той стало неловко от этого взгляда. Неловко, и в то же время все ее
сердце, вся ее раздраженность быстро утихали, может быть, под влиянием
этого же взгляда. Ведь это она первая обратила внимание на бойкую,
смышленую девочку-сиротку. Она приставила ее для мелких услуг к своей
царевне и до сих пор, несмотря на все Машуткины провинности и частые на
нее жалобы, миловала ее и жалела.
Что же теперь с ней делать? Докладывать государыне о том, что
постельница поймала ее в опочивальне у двери, где она подслушивала? Плохо
придется Машутке, ведь за такое дело, ведь за подслушивание слов
государыниных ее надо не только выгнать навсегда из терема, но придется
сослать куда-нибудь подальше, в какой ни на есть строгий женский
монастырь... и конец там Машутке на веки вечные! А может, она и без вины
виновата, может, и впрямь все так, как она объясняет?!. На то похоже. Ведь
кабы долго она там была, притулившись у Двери, кабы могла подслушать всю
беседу, то, конечно, успела бы уже передать о ней царевне, и в таком разе
сейчас, вслед за таким известием, разве Иринушка могла бы быть спокойной?!
А вот она спокойна. Как ни всматривается в свою воспитанницу княгиня Марья
Ивановна, ничего не замечает в ней особенного. Нет, решительно все так и
было, как объясняет Машутка: ничего она не подслушала, не успела. А что
бегает девчонка ровно белены объелась - так этому предел положить надо. Да
авось теперь уймется. Ишь, ухо-то! Раздуло его... И впрямь ручки у
Настасьи Максимовны не бархатные...