"Орест Михайлович Сомов. Русалка (Малороссийское предание)" - читать интересную книгу автора

мать перестала делать ей выговоры и сидела, также молча, за пряжею; вдруг
Горпинка, будто опомнясь или пробудясь от сна, взглянула на мать свою
яркими, черными своими глазами и промолвила вполголоса:
- Матушка! у меня есть жених.
- Жених?.. кто? - спросила старушка, придержав свое веретено и
заботливо посмотрев на дочь.
- Он не из простых, матушка: он хорошего рода и богат: это молодой
польский пан...- Тут она с детским простодушием рассказала матери своей все:
и знакомство свое с Казимиром, и любовь свою, и льстивые его обещания, и
льстивые свои надежды быть знатною паней.
- Берегись,- говорила ей старушка, сомнительно покачивая головою, -
берегись лиходея; он насмеется над тобою, да тебя и покинет. Кто знает, что
на душе у иноверца, у католика?.. А и того еще хуже (с нами сила крестная!),
если в виде польского пана являлся тебе злой искуситель. Ты знаешь, что у
нас в Киеве, за грехи наши, много и колдунов и ведьм. Лукавый всегда охотнее
вертится там, где люди ближе к спасенью.
Горпинка не отвечала на это, и разговор тем кончился. Милая, невинная
девушка была уверена, что ее Казимир не лиходей и не лукавый искуситель, и
потому она с досадою слушала речи своей матери. "Он так мил, так добр! он
непременно сдержит свое слово и теперь поехал в Польшу для того, чтоб
уговорить своего отца и устроить дела свои. Можно ли, чтобы с таким лицом, с
такою душою, с таким сладким, вкрадчивым голосом он мог иметь на меня
недобрые замыслы? Нет! матушка на старости сделалась слишком недоверчива,
как и все пожилые люди". Таким нашептыванием легковерного сердца убаюкивала
себя неопытная, молодая девушка; а между тем мелькали дни, недели, месяцы -
Казимир не являлся и не давал о себе вести. Прошел и год - о нем ни слуху ни
духу. Горпинка почти не видела света божьего: от света померкли ясные очи,
от частых вздохов теснило грудь ее девичью. Мать горевала о дочернем горе,
иногда плакала, сидя одна в ветхой своей хатке за пряжею, И, покачивая
головою, твердила: "Не быть добру! Это наказание божие за грехи наши и за
то, что несмысленая полюбила ляха-иноверца!"
Долго тосковала Горпинка; бродила почти беспрестанно по лесу, уходила
рано поутру, приходила поздно ночью, почти ничего не ела, не пила и иссохла
как былинка. Знакомые о ней жалели и за глаза толковали то и другое; молодые
парни перестали на нее заглядываться, а девушки ей завидовать. Услужливые
старушки советовали ей идти к колдуну, который жил за Днепром, в бору, в
глухом месте: он-де скажет тебе всю правду и наставит на путь, на дело! Горе
придает отваги: Горпинка откинула страх и пошла.
Осенний ветер взрывал волны в Днепре и глухо ревел по бору; желтый
лист, опадая с деревьев, с шелестом кружился по дороге, вечер хмурился на
дождливом небе, когда Горпинка пошла к колдуну Что сказал он ей, никто того
не ведает; только мать напрасно ждала ее во всю ту ночь, напрасно ждала и на
другой день, и на третий: никто не знал, что с нею сталось! Один
монастырский рыболов рассказывал спустя несколько дней, что, плывя в
челноке, видел молодую девушку на берегу Днепра: лицо ее было исцарапано
иглами и сучьями деревьев, волосы разбиты и скиндячки оборваны; но он не
посмел близко подплыть к ней из страха, что то была или бесноватая, или
бродящая душа какой-нибудь умершей, тяжкой грешницы.
Бедная старушка выплакала глаза свои. Чуть свет вставала она и бродила
далеко, далеко, по обоим берегам Днепра, расспрашивала у всех встречных о