"Орест Михайлович Сомов. Странный поединок" - читать интересную книгу автора

вдохновении.- Не угодно ли, я расскажу вам об одном странном поединке?
Офицер взглянул на него и все-таки молчал, дю Вивье рассыпался в
просьбах и в изъявлениях благодарности; а я, поняв отчасти мысль г-на
Жермансе, скромно поблагодарил его улыбкою. Мне казалось, что, по добродушию
ли, илииз эгоизма, он хотел избавить навязчивого дю Вивье от какой-нибудь
неприятности со стороны спесивого и, может быть, задорного офицера, а нас от
неприятности - быть свидетелями междоусобия в тесном пространстве почтовой
кареты.
Г. Жермансе, заметно, был человек молчаливый и любящий покой. По
приготовительным его приемам можно было заключить, что он приносил нам,
своим спутникам, весьма важную жертву и делал себе крайнее насилие, пускаясь
в длинный рассказ. Он то вертел табакерку между пальцами, то понюхивал
табак, медленно всасывая по маленьким ще поткам, как будто бы брал его на
пробу и хотел вызнать его силу и запах; то вынимал платок, то складывал
весьма старательно и снова прятал его в карман с таким видом, как будто бы
боялся его выронить; то призадумывался, то покашливал. Наконец он начал свой
рассказ; но тут по многословию его и по охоте рассказывать длинно и со всеми
подробностями тотчас можно было увидеть, что для него, вследствие
французской поговорки, труден был только один шаг. Если б я не боялся
обидеть его сравнением, то сказал бы, что он похож на тех лошадей, которые
весьма лениво и неохотно трогаются с места, но после их не скоро остановишь
и удержишь вожжами.
Не берусь передать вам этого анекдота со всеми подробностями, со всеми
отступлениями и ораторскими украшениями слога, коими красноречивый г-н
Жермансе старался блеснуть в нем перед своими слушателями; но содержание
анекдота и главные черты его к вашим услугам. Угодно ли выслушать?
Генерал Даранвиль был человек отличной храбрости. От берегов Нила до
берегов Москвы прошел он, служа в разных чинах, и нигде не робел ни перед
саблями мамелюков, ни перед пулями и штыками русских. Молодость генерала
была самая буйная: он начал службу почти с детских лет и в самое разгульное
время Французской революции. Мудрено ли, что при общем ослаблении всех
правил он увлечен был потоком? Раны, полученные им в сражении - а их было
много - едва ли равнялись числом с теми, кои получил он на поединках. Чрез
это заслужил он в армии славу самого сильного бойца на шпагах и самого
искусного стрелка из пистолета. Пока страсти в нем бушевали, он старался
поддерживать эту славу тем, что затрагивал и задирал почти
всякоговстречного; но когда лишний десяток лет и лишние дуэльнsе
кровопускания отчасти охолодили в нем кровь, тогда он сделался верховным
судьею всяких ссор и споров, грозою и карою забияк.
При перемене обстоятельств генерал был уволен от службы с половинным
жалованьем. Этой пенсии и накопившегося в большой книге государственного
долга жалованья его, не выданного в разные времена, было весьма достаточно
для умеренных желаний генерала. Даранвиль был человек образованный, и
врожденные его наклонности были хорошие: сердце его не вовсе было испорчено
заблуждениями тогдашнего времени и худыми примерами. Еще несколько лишних
лет на плечах и полный досуг, которым он в то время пользовался, заставили
его одуматься и пробежать в памяти прошедшее. Рассматривая прежнюю жизнь
свою, он ужаснулся, увидев, что суетность и ложные понятия о делах и вещах
были доселе одними его руководителями. Это сознание совсем переменило нрав
его и поведение: уж он более не наискивался на ссоры и даже не мешался в них