"Владимир Сорокин. Тридцатая любовь Марины" - читать интересную книгу автора -- Только когда Менухин предлагает мне совместное турне.
-- Что так не любишь? -- Наоборот. Жалею, что врожденный эгоцентризм не позволяет мне работать в ансамбле. Едва Марина справилась с пуговицами и поясом, как властные руки легко сняли с нее плащ. -- А ты же выступал с Растрапом. -- Не выступал, а репетировал. Работал. -- А мне говорили -- выступал... Он сочно рассмеялся, вешая плащ на массивную алтароподобную вешалку: -- Бред филармонийской шушеры. Если б я согласился тогда выступить, сейчас бы у меня было несколько другое выражение лица. -- Какое же? -- усмехнулась Марина, глядя в позеленевшее от старости зеркало. -- Было бы меньше продольных морщин и больше поперечных. Победив свой эгоцентризм, я в меньшей степени походил бы на изможденного страхом сенатора времен Калигулы. В моем лице преобладали бы черты сократовского спокойствия и платоновской мудрости. Сбросив сапожки, Марина поправляла перед зеркалом рассыпавшиесл по плечам волосы: -- Господи, сколько лишних слов... Валентин обнял ее сзади, осторожно накрыв красиво прорисовывающиеся под свитером груди совковыми лопатами своих ладоней: -- Ну, понятно, понятно. Silentium. Не ты ли, Апсара, нашептала этот перл дряхлеющему Тютчеву? -- Мысль изреченная еcмь ложь. -- Может быть, -- вздохнула она, наложив свои, кажущиеся крохотными, ладони на его, -- Слушай, какой у тебя рост? -- А что? -- перевел он свой взгляд в зеркало. Он был выше ее на две головы. -- Просто. -- Рубль девяносто три, прелесть моя, -- Валентин поцеловал ее в шею и она увидела его лысеющую голову. Повернувшись к нему, Марина протянула руки. Они поцеловались. Валентин привлек ее к себе, обнял и приподнял, как пушинку: -- Покормить тебя, котенок? -- После... -- пробормотала она, чувствуя опьяняющую мощь его рук. Он подхватил ее и понес через длинный коридор в спальню. Обняв его за шею, Марина смотрела вверх. Над головой проплыл, чуть не задев, чудовищный гибрид потемневшей бронзы и хрусталя, потянулось белое потолочное пространство, потом затрещали бамбуковые занавески, скрывающие полумрак. Валентин бережно опустил Марину на разобранную двуспальную кровать. -- Котеночек... Глухие зеленые шторы были приспущены, бледный мартовский свет проникал в спальню сквозь узкую щель. Лежа на спине и расстегивая молнию на брюках, Марина разглядывала другого медно-хрустального монстра, грозно нависавшего над кроватью. Он был меньше, но внушительней первого. |
|
|