"Нина Соротокина. Трое из навигацкой школы (Роман в двух книгах "Гардемарины, вперед!")" - читать интересную книгу автора

трясла над чистым листом бумаги, проверяя, есть ли в ней песок для
промокания.
- Вы говорите о Вильяме Монсе, дяди Натальи. Он красавец был. Они все,
и Монсы и Балки, были красивы, но сидели бы тихо со своей красотой. Вильям
был влюблен в государыню Екатерину, и злые языки поговаривали, что не без
взаимности. За эту любовь его и казнили. Он на эшафот взошел с тремя
медальонами. Вера Дмитриевна не просто рассказывала, она проигрывала всю
сцену. - На каждом медальоне было изображение государыни, и он поочередно их
поцеловал. Тогда умели любить! После казни Петр велел голову Монса
заспиртовать, сам принес банку в комнату государыни и поставил на стол в
назидание.
- Хорошо назидание! - не выдержал Саша.
- И как вы все это помните? - пробасил граф с полным недоумением. - С
той казни уж двадцать лет прошло. Вы тогда ребенком были.
- Да об этом вся Москва сейчас говорит! - вскинула руки Вера
Дмитриевна. - Еще не то вспоминают!
Саша посмотрел на нее с тоской. В письме была написана одна фраза:
"Драгоценный брат мой!"
"Раньше, чем через три часа, я отсюда не выйду, - подумал Саша. - Сижу,
как дурак, катаю во рту орех и жду неизвестно чего. Даю голову на отсечение
и даже спиртование, что она так и не напишет рекомендательное письмо".
У Саши были все основания для беспокойства. Сейчас полдень. Почтовая
карета, с которой он намеревался уехать, отбывала в пять, а он еще не успел
предупредить о своем внезапном отъезде Никиту.
- А муж Натальи - двоюродный брат несчастной царицы Авдотьи
Федоровны...
"Это какая же Авдотья? - силился сосредоточиться Саша. - Евдокия!
Евдокия Федоровна Лопухина- опальная супруга Петра I. Последнее время она
жила в Новодевичьем монастыре. Может, и сейчас там живет, а скорее всего уж
умерла по старости".
- Степан Васильевич, муж Натальи, - торопилась рассказать Вера
Дмитриевна, - добрый человек, но трудно понять, чего в нем больше - доброты
или безволия. Их поженил государь Петр. Говорят, против их воли. Наталья всю
жизнь ненавидела мужа, а дама она прыткая, любила балы да танцы и излишней
скромностью не отличалась. Ее связь с бывшим гоф-маршалом Левенвольде
известна даже в Париже. И только ссылка гоф-маршала разорвала эту порочную
связь. О, граф, поймите меня правильно! Кто же не любит балы? Я не лицемерка
и не ханжа...- Вера Дмитриевна опять принялась трясти песочницу, чтобы
просушить давно высохшие чернила. - Но если Степан Лопухин заодно со своей
супругой, вы знаете, он тоже арестован, то доброта его не более чем маска на
лице хищного зверя.
Вера Дмитриевна обладала вполне светским качеством охаять и очернить
любого из своих знакомых да и незнакомых людей, если в этом возникала в
разговоре надобность. При этом она не уставала повторять: "Я человек
искренний, я не лицемерка", и собеседник, который, может, и хотел сказать
слово в защиту охаянного, стоял перед выбором - либо согласиться с ней во
всем, либо признать себя именно человеком неискренним и лицемерным.
Граф в продолжение всей беседы только поддакивал, повторяя эхом слова
Веры Дмитриевны, и время от времени, словно забываясь, вставлял неясные, не
имеющие отношения к разговору фразы армейского образца.