"Нина Соротокина. Канцлер (Продолжение "Гардемарины, вперед!", книга 3)" - читать интересную книгу автора

сургучом черным, красным и даже неким составом, который выводил с шерстяной
одежды жирные пятна.
К удивлению Никиты, его встретил не только Мюллер, но и молоденькая,
необычайно миловидная девица. Она с поклоном приняла у него мокрую шляпу и
плащ. Светлые глаза ее вдруг распахнулись, оглядывая лицо князя, и так же
внезапно погасли, полузакрытые тонкими, голубоватыми веками.
- О, князь Оленев, ваше сиятельство! - восторженно воскликнул
Мюллер.- Какая честь для меня! Проходите, умоляю. А это моя новая
служанка,- и добавил суетливо и смущенно: - Так сказать, разливательница
чаю...
Весь разговор шел по-немецки. Мюллер знал, что князь владеет этим
языком, как родным. Девушка меж тем ловко повесила на растяжки мокрый плащ,
придвинула к горящему камину кресло. Она ничуть не смутилась тем, что
разговор шел о ней. Рыжеватые волосы ее были украшены наколкой из тонких
кружев, атласный поясок фартука обхватывал тончайшую талию. Во всем облике
ее было что-то ненатуральное, словно девушка лишь играла роль служанки и
давала прочим понять: да, я достойна лучшего, но мало ли как может сложиться
у человека жизнь. Потом она сделала книксен и, мурлыча немецкую лесенку,
удалилась.
Никита сел в кресло и блаженно протянул озябшие руки к огню.
- Я нашел ее у кирхи... на паперти... туманным утром,- продолжил
Мюллер шепотом, выразительно кося глазами на дверь, за которой скрылась
девушка.
Далее Никита выслушал подробный рассказ о том, как она появилась в
России. Слова лились потоком, пока немец вдруг не опомнился, - а не слишком
ли он много толкует об этой девице?
- Вы получили мое письмо? - осведомился он деловито.
Никита кивнул.
- Замечательно. Сейчас приступим. Но вначале чай. Анна, душа моя...
Она живет здесь, как моя дочь,- добавил он, вдруг интимно приблизившись к
самому уху князя.
Служанку не пришлось звать дважды. Чайник уже кипел на жаровне с
раскаленными углями. На столе появились разномастные, но очень приличные
чашки, китайская расписная сахарница, французское печенье в вазочке и
русские пряники на подносе. Мюллер наблюдал за служанкой, не скрывая своего
восхищения.
- Если ваше сиятельство, осмелюсь сказать, захотят, как в былые
времена, взять в руки кисть, то лучшей натуры вам не найти...
В Мюллере говорило не только желание поделиться своим богатством,
сколько боязнь, что князь все еще не оценил Анну по заслугам. А сидя за
мольбертом, увидишь каждую черточку прелестного лица.
- А может, и захочу. Отчего же не захотеть?- с улыбкой сказал Никита,
ожидая, что девушка как-то отзовется на эти речи, смутится или запротестует,
но Анна по-прежнему была невозмутима.
- Только условие,- Мюллер поднял толстый палец,- греческие или
римские сюжеты отменяются. Либо портрет, либо приличная жанровая сцена,
что-нибудь этакое, в старинном нидерландском вкусе.
Никита понял, что девушка не согласится служить обнаженной натурой, но
не рискнул высказать это вслух, вид у Анны был неприступный. И все-таки его
удивило предложение Мюллера. Уж не сводничеством ли теперь решил заняться