"Маргарита Сосницкая. Четки фортуны " - читать интересную книгу автора

однокомнатную сняла!
- Зачем? Когда надо, приезжай ко мне. Отдохнешь как человек, полежишь,
почитаешь.
- Как человек? В этой-то конуре собачьей?
Это был уже удар тяжелой артиллерией по гордости и престижу бытия
Андрея Ивановича; он погладил заскорузлой рукой вагонку на стенах - сам ее
прилаживал, вспомнил свои бесприютные ночлеги на скамейке, после которых
этот угол показался ему уголком для оскорбленных чувств.
- Знаешь что? А пошла бы ты отсюда, шлюха продажная! На каждом углу
такие...
Ксюша вскочила со стула, будто бы он был электрическим:
- Шлюха? Я? - прошептала она побледневшими губами, и глаза ее налились
слезами. Ей стоило немалого усилия сдержать их. - Дармовщик бесстыжий!
Забыл, что мужик со времен каменного века всегда был добытчиком! И меня за
то, что я об этом напомнила, так... Вот она, благодарность за все
сокровенное, что поимел от меня! Даром! Потому оно и не ценится! Нет! Не
даром! За это мозолями на моих нежных ручках уплочено. - Она вытянула перед
собой ладони. - Да разве ты уважишь, халява?!! - хлопнула дверью и бешено
застучала каблучками по ступенькам.
Выдыбов выбежал за ней: остановить, исправить, как же он теперь, без ее
любви? Но затормозил на первой же площадке: любовь за деньги - как низко!
- Да видел я тебя в гробу! - прокричал он со злостью и негодованием в
лестничный колодец, и от крика напряглась и покраснела его дряблая шея.
Слышала ли это напутствие синеглазая красавица Ксюша? Всю обиду она
вгоняла в удары каблучков, чуть ли не высекающих искры из ступенек, и почти
свирепый шепот:
- Ноги моей здесь больше не будет!
Кто уважит ее красоту? Кто утешит обиженную женственность?

IV
В царстве Черного эроса

И Андрей Иванович утешал ее в гробу. Ночью, во сне. Она лежала в белом
венке из мелких бело-голубых лилий, в белом шелковом платье, мягко
облегавшем упокоенное тело со смиренно скрещенными на груди восковыми
пальцами и тонкой свечой меж них. От пламени свечи тепло растекалось по ее
телу, и от свечи же передавалась ему мягкость. Андрей Иванович подошел и
бережно взял ее руку - рука была чуть тепла и совершенно покорна. Он
наклонился и поцеловал ее, отчего дыхание захлестнула горячая волна
нестерпимой нежности; он стал целовать всю руку до плеча, затем осыпать
усопшую поцелуями с головы до ног, и она, бездыханная, была безжизненно
покорна, как он того хотел от нее всегда и как было в золотую пору их
свиданий.
Андрей Иванович закатил глаза, он видел губами, ладонями изгибы,
выпуклости и впадины ее тела, вот он уже вытянулся рядом с ней в гробу,
терзая (но ведь она бесчувственна?) ее ласками и объятиями; он не заметил,
как от свечи, выпавшей из рук, загорелось платье. Огонь объял, окутал их
обоих, и он проснулся со сдавленным криком ужаса и любовного удушья.
Кое-как добрался до окна-амбразуры, открыл и, глотая рывками мутный
городской воздух, уставился в небо. Ночь была бледна и беззвездна. Ксюшка