"Александр Спешилов. Бурлаки" - читать интересную книгу автора

палубу вымыть! Такой мой приказ есть!
Всю ночь, до солнышка, мы выгружали березу. Чурки в аршин длиной весили
не менее пяти пудов каждая. Все было покрыто слизью: и палуба, и чурки, и
трап. Трап прогибался, ноги скользили. У нас шла кровь из-под ногтей.
По окончании каторжной работы, не раздеваясь, в мокрой и грязной одежде
я упал на свое место в кубрике и сразу заснул.
На вахте уснул Спиря Кошелев. Его разбудил Вахромей, окатив из ведра
холодной водой. Спиридон очумело влетел в кубрик и заорал:
- Братцы! Вставать велено. Эй!
После короткого сна мы вышли из кубрика. По палубе, заложив руки за
спину, шагал Сорокин.
- С добрым утречком, матросики. Как отдохнули? Какие сны видели?
Вчерась поработали во славу господа. Вон какой якорь выудили. А карча? В
низах таких карчей сроду не видано. Молодцы, что ни говори... А тебе,
Ховрин, писарь, делаю первый выговор. Вчерась почему ничего в журнал не
записал? Умаялся, парень? Знаю. На первое время штрафну тебя на три рубля,
вдругорядь не забывай свою должность.
Я удивленно переглянулся с Кондряковым, сказал Сорокину:
- Я не знал, что надо чего-то в журналы записывать. Я не писарь, а
матрос.
- По штанам видно, что матрос! Они у тебя отцовские. Еще на губах
материно молоко не обсохло. Ты - углан. Вот ты кто. Держать-то малых ребят
на казенном судне не велено. Только из-за твоей грамоты принял я тебя. А в
писаря тебя определил, когда мы с тобой матросиков на службу принимали.
Так я стал писарем карчеподъемницы. И на меня легла двойная обуза. Я
должен был работать как матрос и как писарь за одно и то же жалованье -
тринадцать рублей в месяц.
Подул ветер, ездить с урезом стало невозможно. Старшина распорядился,
чтобы мы очищали от леса берега.
Столетние пихты и ели, подмытые весенней водой, клонили свои кроны к
воде. И надо было так их свалить, чтобы падали они не в реку, а на яр, на
берег. Упадут в воду - хлопот не оберешься. Придется доставать, как
вчерашнюю березу.
Мы делали так. К вершине накренившегося над рекой дерева мы привязывали
толстый канат. Это было моим делом. Я умел, как белка, лазать по деревьям.
Недалеко от нашего бурлацкого поселка в лесу был хутор местного
богатея. В его лесных угодьях сохранились древние кедры. В детстве мы
устраивали настоящие набеги в поисках кедровых орехов. Тогда-то я и
наловчился забираться на деревья. Теперь это пригодилось мне.
По сучкам и прутьям я добирался до вершины елки, которую мы должны были
убрать с берега, конец крепкого каната привязывал вверху и спускался на
землю. Другой конец веревки, натянув ее, как струну, мы прикручивали к
толстому дереву подальше от края берега или к свежему пню. Кто-нибудь из
матросов рубил елку, другие в это время налегали на растянутый канат. Ель,
описывая дугу, ложилась на берег. Обрубить сучья, разделать поваленное
дерево на части было уже второстепенным делом.
Однажды мы сваливали огромную сосну в три обхвата. При падении,
подхваченная неожиданным встречным вихрем, сосна пошла в противоположную
сторону. Товарищи мои успели бросить канат, а я замешкался. И меня протащило
животом несколько сажен по пням и кустарнику...