"Александр Спешилов. Бурлаки" - читать интересную книгу автора

некрашеные. А сейчас с чего это?
- Дурак! Их императорские высочества великие княжны едут. Ты не шути!
- А мне хоть кто. Хоть сам дьявол, хоть государь император...
На следующем плесе мы встретились с Кондряковым. Он служил здесь
постовым старшиной. Я рассказал ему о случае с карчеподъемницей.
- Ага! Там старшиной Данилович. Немного сглупил старина.
- Что с ним будет, Михайло Егорович?
- Уволят, а может быть, и засудят за крамольные разговоры.
- Что это, Михайло Егорович? Какие разговоры?
- Не может рабочий человек так жить, как жил до сих пор. И камни
заговорили. А ты знаешь, что везде пошли забастовки? В Петербурге настоящая
война...
Наш рулевой перепугался даже:
- Тише ты, Кондряков. Услышит техник, так в другой раз и говорить-то не
захочется. Лучше помолчи.
- Молчали, знаешь ли, триста лет. Нынче говорить будем! - заявил Михаил
Егорович.
Ниже на перекате опять неожиданная встреча. На берегу с пестрой рейкой
стоял Вахромей Пепеляев.
- Ты откуда? Как сюда попал? - спросил я Пепеляева.
- Я здесь наблюдатель водомерного поста. Уже второй день. Наше вам
почтение, господа зимогорики!
- Наблюдатель? - удивленно спросил Заплатный. - Выгнали, что ли, из
приказчиков?
- Меня? Плакали, когда уходил. Сенька Юшков тридцать три платка смочил
слезами. Война скоро, господин механик. Казенных-то служащих на войну не
возьмут. Я и тово... Водичку кому-то тоже надо мерять.
- Улизнул, значит, шкура.
- Жить-то всем хочется, моряк сухого болота!
В народе действительно ходили разные слухи о войне:
- К нашему белому царю в Сан-Петербург приехал запросто французский
царь Пункарь из Парижа. Быть войне.
- В газете читали, что англичанка хорохорится. Обязательно война будет.
Двадцатого июля мы проходили мимо пристани Хохловка. С верхов нам
навстречу тихим ходом шел пассажирский пароход "Иван". Он то и дело подавал
беспорядочные свистки: то прощальные, то тревожные. Пассажиры на пароходе
орали, ревели, пели песни, кричали "ура". Оказалось, началась мобилизация.
Германия объявила нам войну.
На верхней палубе "Ивана", куда пассажирам раньше вход был воспрещен,
сотни людей бесновались в дикой пляске под визг и вой разбитых гармошек.
Пароход шел с креном на правый борт.
Заплатный выглянул из машины и сказал:
- Ого! Повезли на убой.
Мы подрулили ближе к пристани. На берегу такой же содом. "Иван" с
большим трудом пристал к дебаркадеру, и началась свалка.
Женщины крепко держались за своих мужей. Они волоклись по мосткам и
выли "по мертвому". Силой отрывали их от мобилизованных и выпроваживали на
берег. Поодаль пьяная молодежь била урядника. Кого-то раскачали на корме
дебаркадера и перебросили прямо на верхнюю палубу парохода.
Когда пароход поплыл дальше, его провожал плач и вой несчастных