"Александр Спешилов. Бурлаки" - читать интересную книгу автора

часов утра уже стучит в каюту водолив Вьюгов и кричит:
- Довольно дрыхнуть-то! Вылезайте!
Осторожно ступая по коридору, Вьюгов подходил к каюте старшего техника
Василия Сергеевича Попова и мизинчиком стучал в дверь.
- Чего надо? Ну! - слышался из каюты сердитый окрик начальника.
- Ваше благородие! Лодка готова.
- Сам знаю! Чего стучишь? Сколько времени?
- Шестой час, ваше благородие.
- Почему раньше не разбудил?
Техник не торопясь одевался, закусывал и только через час был готов.
По реке гулял свежий утренний ветерок. От дальних островов тянулся
холодный туман. Нас до костей пробирало, но мы покорно сидели в лодке.
Попробуй пойти погреться! Выйдет вдруг старший техник - ругани не оберешься.
Но вот он появлялся.
- Отчаливай!
Двое из нас сидели "в гребях", третий - с кормовым веслом, а я обычно
стоял на середине лодки с шестом-наметкой и измерял глубину.
Подъезжали к ближайшему берегу, где торчали шесты с флажками - створы.
На противоположном берегу было то же самое. Мы должны пересечь реку между
створами и сделать промеры.
На берегу взмахивали сигнальным флажком, лодка мчалась наперерез реки.
Через каждые два взмаха весел я кричал:
- Сорок три сотки!.. Пятьдесят четыре!.. Сто семьдесят пять...
Много дней стоял я с наметкой, а сменить меня, кроме Вьюгова, было
некому.
Чуваши не знали счета. Пробовали ставить Василия Вятского, ничего не
получилось. Он сосредоточенно глядел за борт. Взмахивали весла. Васька тыкал
наметкой в реку, затем вытаскивал ее и разглядывал деления. Мы успевали
взмахнуть веслами раз пять, и только тогда он кричал:
- Пятьдесят три!
- Балда! - кричал старший техник. - Езжай обратно. Тебе, Васька, после
работы триста кольев вытесать для пикетов. Понял?
Василий и в веслах часто путался. Ты, скажем, уже опустил весло в воду,
а Василий только еще соображает; ты вытаскиваешь весло, а он свое сует в
воду. Грести с ним на пару было сплошным мучением.
Плохой был матрос Василий Вятский, но товарищ самый душевный. Он
никогда не унывал, с его добродушного лица, изъеденного оспой, никогда не
сходила веселая улыбка. За "здорово живешь" чинил он нам сапоги, неграмотным
чувашам писал письма, кипятил для нас чай, мыл полы в каюте, таскал из леса
пахучий багульник и на ночь раскладывал под нары.
- Гнус эту траву терпеть не может. Все передохнут, - объяснял он нам, -
и клопы, и прочие.
Вечерами после чая мы забирались на нары... Над дверью тускло маячил
фонарь. За окном брандвахты плескалась вода, под нарами скреблись мыши.
Василий сидел в углу у единственного столика за своей вечной работой.
Раздавался храп уснувшего товарища. Василий со смехом говорил:
- Отдирай, примерзло. Храпит, как богатырь. Молодчага!
Я терпеть не мог храпа и тыкал новоявленного богатыря под бок. Тот
сопел носом. А Василий одобрительно замечал:
- Так-то лучше.