"Майкл Стэкпол. Зло сгущается" - читать интересную книгу автора

грузовичка. Бурлящий оранжево-черный шар устремился к небу, но не достиг
его.
В сотне футов над улицей он разбился о странную конструкцию из черных
панелей, стальных балок и натянутых тросов, оставив после себя странный
пылающий предмет, похожий на птичье гнездо, пристроенное под карнизом крыши
дома. Только это гнездо было таким большим, что в нем запросто могли бы жить
люди, а крыша простиралась над всем городом. Дым расползся по нижним
панелям, как грозовое облако, а потом начал оседать на землю зловещим
туманом.
Весь город был накрыт крышей! Внутри меня что-то рухнуло, и чувство,
что я снова заперт в мешке для трупов, нахлынуло на меня, как возвращающийся
кошмар.
Небо, солнце, луна для меня всегда означали свободу, но сейчас я
чувствовал себя тараканом, которого поймали, Закрыв черной стальной чашей.
Как только люди могут здесь жить?
Что-то потянуло меня за штанину, и, опустив взгляд, я увидел, что в мои
брюки, снятые с Андре, вцепилась оторванная выстрелом кисть "Жнеца". Я с
отвращением стряхнул ее и пинком отправил в костер, закрывший вход в
святилище этих стервятников.
Вокруг задвигались тени. Из окружающих зданий, волоча ноги, выходили
люди, одетые, несмотря на удушающую жару, в многослойные одежды. Они шли
шаркающей походкой, загипнотизированные огнем. Его красные и
желто-золотистые языки были единственными яркими цветами в этом мире, и люди
смотрели на них, как на воплощение некоего загадочного божества, пришедшего
освободить их из "серых" домов.
Куда, черт побери, я попал? Убийцы охотятся за людьми ради их
внутренних органов. Жители воздвигли крышу между собой и небом. Эти люди
безумны. Как я здесь очутился?
Изумление пригвоздило меня к мостовой, но вслед за этими вопросами
возник новый - и я ощутил внутри себя пустоту. Мое сердце замерло, и я упал
на колени посреди вонючей улицы.
Что толку гадать, куда я попал и зачем, если у меня нет даже малейшего
намека на то, кто я такой?

Глава 3

Кошмар, от которого я, вздрогнув, очнулся, был навеян событиями дня,
хотя я едва мог припомнить их. В гнетущей жаре я побрел по темным улицам.
Позади к ревущему пламени собирались пожарные, словно мотыльки, летящие
на огонь. Безликий и ослабевший, с пустым пистолетом, заткнутым за пояс, я,
пошатываясь, ковылял по замусоренным переулкам, с каждым шагом чувствуя, как
мое тело вновь охватывает паралич. В конце концов ноги мои одеревенели, и я
повалился ничком позади каких-то мусорных баков.
Но сейчас, когда я внезапно поднялся и сел, простыня соскользнула с
моей мокрой от пота груди на колени, и я обнаружил, что лежу на мягкой
кушетке с вытершимися подлокотниками, деликатно прикрытыми кружевными
салфетками ручной вязки. В углу стоял телевизор, и я поразился, какой у него
большой корпус и какой маленький кинескоп. Среди десятка черно-белых
фотографий, разместившихся на телевизоре, пряталась комнатная антенна, а
рядом, на столике, на постаменте из толстых телефонных книг покоился