"Иван Фотиевич Стаднюк. Начало одного начала (Из творческой лаборатории)" - читать интересную книгу автора

которые готовился задать Молотову.
На выручку пришел Малашкин - разъяснил Вячеславу Михайловичу цель
нашего визита. Атмосферу непринужденности постепенно создала супруга
Молотова - Полина Семеновна Жемчужина; даже в немолодом возрасте она была
очень красива и обаятельно-общительна. Полина Семеновна поставила на стол
фрукты, вино и веселыми репликами понуждала "Вече" - так она звала
Вячеслава Михайловича - к более оживленному разговору.
Пока больше вопросов задавал Молотов мне - о первых часах и днях
войны. Отвечая на них, я обмолвился, что не слышал его речи от 22 июня
1941 года, потому что в то время уже был в боях. И тут же неожиданно для
себя спросил, почему выступил тогда по радио он, Молотов, а не Сталин. И
после этого вопроса разговор наш влился в русло, которое для моей памяти и
моего блокнота, лежавшего у меня на коленях под столешницей, явилось самым
главным.
Молотов стал рассказывать о гигантской работе нашего партийного и
государственного аппарата, советских дипломатов, направленной на
предотвращение войны, о международных загадках, неясностях, о переговорах
в Берлине советской делегации (12 - 13 ноября 1940 г.), которую он
возглавлял, и, в частности, о том, как Гитлер горячо его убеждал, чтобы
Советский Союз подписал соглашение со странами - участницами тройственного
пакта (Германия, Япония и Италия) о разграничении сфер влияния; за месяц
до этого правительство Германии уже обращалось в Москву с письмом,
предлагая Советскому Союзу свободу действий на юг от своей государственной
территории к Индийскому океану в сторону Персидского залива и Индии.
Молотов, по его утверждению, решительно отклонил предложения Гитлера и
отказался продолжать разговор на сей счет...
- Именно, даже участвовать в подобной дискуссии было бы
непростительной ошибкой и непорядочно с нашей стороны, - подытожил эту
часть разговора Вячеслав Михайлович и далее стал излагать некоторые факты,
дававшие мне возможность представить все те тревоги и заботы, которые
томили советских руководителей в канун войны и в ее первые дни. Я мысленно
всматривался во все это, как в мощное увеличительное стекло...
Ровно четыре часа провели мы тогда с С. И. Малашкиным в Жуковке. На
прощанье я заручился согласием Вячеслава Михайловича позвонить ему, если у
меня что-нибудь напишется.
На второй день, выхлопотав себе длительный творческий отпуск, уехал с
семьей на Оку, в деревню Соколова Пустынь, где снял комнату в крестьянском
доме Колотушкиных. Трудился, не разгибая спины, более двух месяцев. Когда
стопка машинописного текста заметно выросла, остановился на очередной
главе и помчался в Москву, позвонил Молотову и с его согласия нарочным
отправил ему несколько глав романа, которому суждено было получить
название "Война".
Мне казалось, что для прочтения части моей рукописи Вячеславу
Михайловичу понадобится несколько недель. И я, управившись с некоторыми
делами, на третий день утром собрался было уезжать в Соколову Пустынь.
И вдруг раздался в квартире телефонный звонок.
- Иван Фотиевич?
- Да, слушаю вас.
- Узнаете мой голос?
- Извините, нет...