"Иван Фотиевич Стаднюк. Люди не ангелы (Роман в двух книгах)" - читать интересную книгу автора

том же. Платон испытывал неловкость оттого, что так непродуманно выступил
на сходке и, рассуждая о крестьянской жизни, был посрамлен человеком,
который, казалось, этой жизни не знает вовсе.
На прощание Захарко сказал:
- А рабочий-то, едрена вошь, башковитый!.. Но в ТСОЗ я все равно не
ходок.
- Мда-а, - неопределенно промычал Платон.
Захарко заскрипел калиткой, затем звякнул клямкой двери. А Платон
присел на лавочке у своего подворья. Курил, размышляя о сходке, слушал,
как над головой в листве ясеней стрекотали цикады.
В кухонном окне хаты Захарка горел свет, и было видно, как Лизавета
хлопотала у столика, за которым сидел и о чем-то говорил, глядя на жену,
Захарко.
В сердце Платона шевельнулась зависть: хорошо живет его сосед. А ему,
Платону, и домой не хочется идти...
Близился рассвет. Гасли в небе звезды.


3

Проснулся Павлик поздно. Окна в хате были завешены ряднами. Сквозь
дырку в одном рядне в комнату падал луч света, рассеиваясь на белой стене
против топчана и рождая на ней "чудо". Стена, словно матовое стекло,
красочно проецировала на себе часть подворья и ворота. Вот проковыляла по
стене вверх ногами утка; за воротами шевельнулась от дуновения ветра
опрокинутая вниз верхушка ясеня... Павлик пялил на это диво глаза, силясь
понять своим умишком его причину. Разглядел на стенке, как открылась во
дворе калитка и в ней повисли головой вниз Серега и Михась - сверстники и
друзья Павлика.
Павлик вскочил с топчана, сдернул с окна рядно и крепко зажмурился от
плеснувшего в комнату слепящего жаркого света. У печки дружно загудели
мухи.
Когда открыл глаза, увидел... ружье! Сразу вспомнил вчерашний вечер.
Павлик взвизгнул от радости. Еле сдерживая желание поскорее вырваться на
улицу и пальнуть в Серегу и Михася сразу из двух стволов, он оглянулся
вокруг. На столе стояла миска с кислым молоком и лежала краюха хлеба. Но
до еды разве? Торопливо накрыл молоко и хлеб рушником, схватил ружье и
ринулся в дверь.


А Платон Гордеевич Ярчук уже возвращался из соседнего села Лопушан,
время от времени нахлестывая лениво шагавшего Карька. На телеге,
застланной поверх соломы цветным рядном, сидела бок о бок с Платоном
немолодая женщина, повязанная белым в горошек платочком. Из-под ее
старомодной жакетки выглядывала вышитая на груди сорочка, празднично
сверкало красного камня тяжелое монисто.
Женщина смотрела перед собой испуганными, казалось, ничего не
видящими глазами, а на ее скорбно сомкнутых губах теплилась такая же
испуганная, обращенная к каким-то радостно-тревожным мыслям улыбка. Не
верилось, видать, хлебнувшей на своем веку вдовьего горя женщине, что