"Иван Фотиевич Стаднюк. Люди не ангелы (Роман в двух книгах)" - читать интересную книгу автора

- Ты что, сдурел, Платон? - взмолилась Варвара.
- Не можешь без табуретки на печь взлезть?! - с радостным изумлением
простонал Платон Гордеевич и облегченно вздохнул.
- Не могу!
- Не можешь? И вот так не можешь? - И он, пряча в усах шельмоватую
улыбку, примостил ногу в нижнюю печурку, ухватился рукой за кирпичный
выступ и тут же оказался на печке.
- Я тебе не коза! - Варвара обиженно поджала губы.
- Чего же раньше молчала? - не слезая с печи, с притворным огорчением
качал головой Платон Гордеевич.
Соскочив на пол, отец открыл сундук и начал отмеривать полотно. А
повеселевший Павлик с готовностью побежал выводить из стойла Карька. Он
уже твердо знал, что сейчас Варвара будет грузиться на телегу.
Вскоре в доме появилась пятая мама. Павлик с тревогой наблюдал, как
она благополучно выдерживала все экзамены, которые устраивал ей батька.
Оставался самый последний - доставание с печи гороха, - и на этот экзамен
больше всего надеялся Павлик.
Наконец он наступил. Отец, усевшись на единственную в доме табуретку,
потребовал, чтобы завтра были пироги с горохом.
Павлик весь напружился в готовности бежать на конюшню и выводить
Карька. Но мама, не вспомнив о табуретке, вдруг проворно взобралась на
печь и начала нагребать там в сито гороху.
Павлик даже засопел от огорчения и с досадой отвернулся к окну. Но
тут же услышал голос с печи:
- Платон, придвинь табуретку, а то упаду.
- А без табуретки слезть не можешь? - насторожился отец.
И эту маму постигла участь всех предыдущих, столь недолговременных
хозяек дома.


7

Если б кохановским женщинам дали власть, они бы наверняка заставили
своих мужиков детей рожать. До чего же упрямое и лихое зелье! Любая из них
среди бела дня может доказать мужу, что сейчас глухая ночь, и тот поверит,
да еще спать уляжется.
Затеяли кохановские мужики, организацию товарищества по совместной
обработке земли, да позабыли спросить согласия у своих женушек. И "от
ТСОЗа не осталось ни коня, ни воза". Целую зиму митинговали, заседали,
готовили к севу зерно и инвентарь, а весной, кажется не без Оляниных
советов, вспыхнул бабий бунт, и большинство членов ТСОЗа, особенно те, у
которых были лошади, вышли каждый на свое поле. Сельские комсомольцы потом
и сходки созывали и по хатам ходили, образумливая людей, но время было
упущено.
А летом прокатился слух, что будущей весной в Кохановке начнут
создавать колхоз.
Люди были наслышаны о колхозах разного. Бабы с преувеличенным ужасом
рассказывали друг другу о коммунии, где всех заставят жить в одном
огромном доме одной большой семьей. Дети в этой семье будут ничьи, и
содержать их станут почему-то в яслях, в которые кладут скотине корм.