"Иван Фотиевич Стаднюк. Люди не ангелы (Роман в двух книгах)" - читать интересную книгу автора

Голос мамы опять стал слабым, прерывистым. Она о чем-то просила отца.
Павлик слышал ее слова, что кому-то надо жениться, но искать не жену, а
мать для сына. Смысл этих слов не доходил до Павлика, так как в его голове
более явственно звучали другие мамины слова: "Сыночек мой, я б небо тебе
пригнула, если б могла..."
И он увидел, как мама пригнула небо - с луной, со звездами. Павлик
проворно взобрался на негр, уселся на краю, свесив ноги, и замер от
восторга. Внизу виднелась родная Кохановка со знакомыми улицами, садками
возле хат. А в центре села, на площади, бегали мальчишки, подпрыгивали,
махали ему руками, что-то кричали...
Утром Павлик проснулся от чьего-то плача в хате. Некоторое время
прислушивался к чужому, завывающему женскому голосу, бессмысленно глядя в
пожелтевший, белоглиняный потолок. Надо было встать, взглянуть с печи в
комнату. Что там? Но тело одеревенело от страха, от предчувствия чего-то
ужасного. Его маленькое сердце трепетало от истошных, холодивших душу
воплей, до краев переполнивших хату. Он захлебывался в них, чувствуя, что
где-то внутри вопит уже и сам и вот-вот завоет во весь голос.
Вскоре на печь заглянула Югина, и Павлик увидел ее распухшее, с
синими полукружиями под глазами лицо.
- Павлушка, - незнакомым хриплым голосом позвала она. - Вставай,
Павлик, наша мама померли.
Набившиеся в хату женщины, когда он слез с печи, заголосили, а тетка
Оляна - двоюродная сестра матери - больно сжала руками его голову и
запричитала:
- Сиротинка ты несчастная!.. Такое маленькое, неразумное, как ты
теперь будешь жить на белом свете? Кто досмотрит тебя, кто накормит?..
И он увидел маму... Непонятно было и страшно, что лежала она не на
кровати, а на столе в желтом, убранном белыми бумажными цветами гробу.
Почему на столе?..
Приблизился и стал смотреть на маму. Она была не похожа на себя,
чужая и непривычно безразличная к тому, что он, Павлик, стоит совсем же
рядом. Потом Павлик заметил вчерашнюю муху. И было тоже непонятно:
вчерашний вечер, когда еще жила мама, казался таким далеким, давно
прошедшим, а муха - вот она... летает...
Муха покружилась над гробом и уселась на белый бумажный цветок, став,
кажется, еще чернее и больше. Павлик нахмурился и сердито смотрел на муху.
Хотелось прогнать ее, но было стыдно людей. Вдруг муха, будто сама
догадалась, что надо улететь, взвилась и полетела к дверям. Павлик
повернул голову, провожая ее взглядом, и только теперь заметил, как много
в хате свиток и кожухов: приехали из соседних сел тетки и дядьки,
навещавшие раньше Кохановку только по большим праздникам, приехал с хутора
Харитоньевского муж Югины - Игнат.
Во дворе, куда Павлика вскоре выпроводили, ему тоже все напоминало
праздник: много саней, лошади под навесом, гурьба хлопчиков у распахнутых
настежь ворот. А вокруг - белым-бело. Белая земля, белое небо, белые,
опушенные инеем деревья, белые папахи на хатах. Дальние постройки казались
диковинно смешными, приземистыми; их заваленные снегом крыши сливались с
белесым небом и были незаметны для глаза.
Старшие хлопчики вытолкали со двора легкие сани-одноконку, на которых
приехал Игнат, и начали на них катать по улице Павлика, потому что у него