"Иван Фотиевич Стаднюк. Люди не ангелы (Роман в двух книгах)" - читать интересную книгу автора

умерла мама. И Павликом безраздельно завладело хмельное чувство праздника,
озорного веселья...
Как давно все это было! Сколько затем прошло тянучих зимних дней! А
мамы нет. Павлик не маленький, он знает, что значит умереть. Дед Гордей
тоже давно умер, и насовсем. Мама тоже умерла насовсем. Но это только так
говорят. И Павлик так говорит. Однако как же все-таки можно столько дней
быть без мамы? И он ждал. Нет, не он, а что-то в нем ждало, верило, звало.
И если б мама вдруг пришла (говорят же, что мертвецы приходят), он бы не
испугался. Чего ж мамы пугаться?..
...Карько переступил с ноги на ногу, запрядал ушами и тихо заржал,
вспугнув безрадостные мысли Павлика. Павлик заметил, что по улице идет
отец. И ему вдруг захотелось, чтобы отец шел подольше. Ведь Павлик
только-только начал мечтать, как встретил бы он маму, если б она вдруг
пришла.
Карько опять заржал, встречая хозяина.
Певуче заскрипела калитка, и во двор вошел Платон Гордеевич Ярчук -
среднего роста, лет за пятьдесят мужчина в запылившихся сапогах, в старом
пиджачке поверх сорочки домотканого полотна. Округлая, с оттенком меди
бородка и еще более рыжие, опущенные книзу усы придавали его лицу
благообразие и степенность, в то время как колючие, насмешливые глаза были
по-мальчишечьи молоды, отдавали серым блеском и наталкивали на догадку,
что мысли этого человека подчас заняты такими земными делами, какие,
казалось бы, не должны тревожить мужчину его лет, изнуренного каторжным
крестьянским трудом.
- Эй, казак, ты куда скачешь? - с подчеркнутым удивлением спросил
Платон Гордеевич у сынишки, снимая висевшее на суку груши ведро, чтобы
напоить Карька.
- Никуды я не скачу, - обиженно хлюпнул носом Павлик. - Я боюсь...
Гремя ведром, Платон Гордеевич вышел за ворота, к колодцу, и, набирая
воду, уже оттуда пробасил:
- Чего же ты, дурачок, боишься? Ты ж у меня храбрый.
- Черта боюсь.
- Черта? - удивился Платон Гордеевич, ставя перед лошадью ведро с
водой. - Это, брат, плохо, если уж и ты стал черта пужаться. А я думал,
что одна тетка Оляна не терпит чертей... Ну тогда давай закурим, -
предложил он, доставая кисет.
- Я уже бросил, - солидно ответил Павлик; ему нравилось отвечать на
шутки отца шутками.
- Бросил? Уже? - Глаза Платона Гордеевича полыхнули смехом и
довольством от находчивости сынишки. - А горилку небось еще хлещешь?
- Тату, вы никуда больше не пойдете? Я боюсь, - снова заныл Павлик,
прислушиваясь, как внутри пившего воду Карька что-то уркает.
- Эт, какой ты! - уклонился от ответа Платон Гордеевич. - Что ж мне с
тобой делать?..
Он взял Павлика под мышки, снял с Карька и посадил в сено на воз.
- Придется нам с тобой, Павлушка, жениться... Хочешь жениться?
- Не знаю. - Павлик весь превратился во внимание.
- Ну, не знаешь. Что же, я за тебя такие сурьезные вопросы решать
должон? Ты на ком бы хотел жениться? На вдовице или на дивчине?
- На дивчине, - шмыгнул носом Павлик.