"Иван Фотиевич Стаднюк. "Пан" Печерица и лопатка " - читать интересную книгу автора

родного села, от той минуты, когда распахнет он знакомую дверь, его может
сразить пуля.
Рота залегла на ровном поле. Дальше двигаться нельзя - противник
стреляет в упор. В небо то и дело взмывают, оставляя огненные следы,
ракеты и затем ослепляют ярким светом все живое.
По цепи передали команду: "Окопаться!" Михась отполз немножечко в
сторону за кусты полыни, выбирая лучшее место для наблюдения, затем
привычно потянулся правой рукой за лопаткой... И только тут он вспомнил,
что его малая саперная осталась в повозке Петра Козева.
А враг словно догадался, что солдату Печерице нечем окопаться. Пули
все гуще начали долбить вокруг землю, осколки с шипением вычерчивали
борозды.
Михась надеялся, что скоро последует команда "Вперед!", и тогда не
придется окапываться. Но такой команды не было. Да и сам он начал
понимать, что рота сблизилась с противником и атаковать, не разведав его
сил, бессмысленно.
Михась отполз в сторону, потом перебежал чуть вперед и уткнулся
головой под другой куст полыни. Надеялся отыскать поблизости воронку. Но
где ее найдешь, когда поле большое, а мины и снаряды ложатся позади цепи.
Никому, наверно, из солдат никогда не хотелось, чтобы снаряд упал
поближе к нему. А Михасю первый раз в жизни захотелось: ему нужна воронка.
Но разве можно укрыться от смерти под полой смерти?!
Справа и слева от куста полыни вскидывались вверх фонтанчики земли.
Это окапывались товарищи. Эх, узнали бы они, что бывалый солдат Михась
Печерица дал такого маху: пошел в бой без лопатки. Ведь лопатка в бою что
ложка за обедом...
Попробовал почву руками. Твердая, давно не паханная. И тут его
осенило: нож! Он достал свой перочинный нож, открыл его и торопливо начал
ковырять впереди себя, вырезать квадратики земли и выворачивать их
пальцами.
А враг бесновался. Видимо, на опушку леса выходило все больше
гитлеровцев: пулеметный огонь усиливался. Михась понял, что ножом ему не
окопаться.
"Неужели убьют?" - впервые мелькнула в голове мысль. Огляделся.
Товарищи продолжали зарываться в землю, а он, невидимый за полынью, лежал
беспомощный, растерянный. Еще одна мысль пришла ему в голову. Михась
быстро снял с винтовки штык и принялся ковырять им землю. Дело пошло
быстрей. Он чувствовал, как горят его руки, как лопается на них кожа, но,
прикусив губу, продолжал копать впереди себя и выгребать пальцами землю.
Если бы кто раньше сказал Михасю, что штыком можно окопаться, как и
саперной лопаткой, он ни за что не поверил бы... А вот же окопался.
Утро встретил Михась в глубоком окопе. Солдат был готов к отражению
вражеской атаки, но далеко не спокоен. А если опять команда вперед?
Неужели снова придется окапываться штыком?
Михась знал, что нужно доложить о своем положении командиру
отделения. Но стыд жег его щеки, и он медлил, откладывая доклад с минуты
на минуту.
Вдруг он увидел, что недалеко от его окопа ползет незнакомый солдат в
окровавленной на правом плече гимнастерке.
- Браток! - позвал Михась раненого. Но солдат не слышал. Тогда