"К.С.Станиславский. А.П.Чехов в Художественном театре" - читать интересную книгу автора

В восемь часов пронзительный ручной колокольчик сзывал публику на
первый спектакль "Дяди Вани".
Темная фигура автора, скрывшегося в директорской ложе за спинами
Вл.И.Немировича-Данченко и его супруги, волновала нас.
Первый акт был принят холодно. К концу успех вырос в большую овацию.
Требовали автора. Он был в отчаянии, но все-таки вышел.
На следующий день переволновавшийся А.Р.Артем слег и на репетицию не
пришел. Антон Павлович, страшно любивший лечить, как только узнал об этом,
обрадовался пациенту. Да еще пациент этот был А.Р.Артем, которого он очень
любил. Сейчас же с Тихомировым он отправился к больному. А мы все
выслеживали и выспрашивали, как Антон Павлович будет лечить А.Р.Артема.
Любопытно, что, идя к больному, Антон Павлович зашел домой и взял с собой
молоток и трубочку.
- Послушайте, я же не могу так, без инструментов, - сказал он
озабоченно.
И долго он его там выслушивал, выстукивал, а потом стал убеждать, что
вообще лечиться не нужно. Дал какую-то мятную конфетку:
- Вот, послушайте же, скушайте это!
На том лечение и окончилось, так как Артем на другой день выздоровел.
Антон Павлович любил приходить во время репетиций, но так как в театре
было очень холодно, то он только по временам заглядывал туда, а большую
часть времени сидел перед театром, на солнечной площадке, где обыкновенно
грелись на солнышке актеры. Он весело болтал с ними, каждую минуту
приговаривая:
- Послушайте, это же чудесное дело, это же замечательное дело - ваш
театр.
Это была, так сказать, ходовая фраза у Антона Павловича в то время.
Обыкновенно бывало так: сидит он на площадке, оживленный, веселый,
болтает с актерами или с актрисами - особенно с Книппер и Андреевой, за
которыми он тогда ухаживал, - и при каждой возможности ругает Ялту. Тут уже
звучали трагические нотки.
- Это же море зимой черное, как чернила...
Изредка вспыхивали фразы большого томления и грусти.
Тут же он, помню, по нескольку часов возился с театральным плотником и
учил его "давать" сверчка.
- Он же так кричит, - говорил он, показывая, - потом столько-то секунд
помолчит и опять: "тик-тик".
В определенный час на площадку приходил господин NN и начинал говорить
о литературе, совсем не то, что нужно. И Антон Павлович сейчас же куда-то
незаметно стушевывался.
На следующий день после "Одиноких", которые произвели на него
сильнейшее впечатление, он говорил:
- Какая это чудесная пьеса!
Говорил, что театр вообще очень важная вещь в жизни и что непременно
надо писать для театра.
Насколько помню, первый раз он сказал это после "Одиноких".
Среди этих разговоров на площадке говорил о "Дяде Ване" - очень хвалил
всех участвующих в этой пьесе и мне сказал только одно замечание про Астрова
в последнем действии:
- Послушайте же, он же свистит. Это дядя Ваня хнычет, а он же свистит.