"К.С.Станиславский. А.П.Чехов в Художественном театре" - читать интересную книгу автора

режиссера, который должен определенно вычертить и заказать все эти
подробности.
Теперь понятно, почему Антон Павлович так добродушно смеялся и улыбался
от радости, когда задачи декоратора и режиссера совпадали с его замыслом. Он
долго рассматривал макет декорации и, вглядываясь во все подробности,
добродушно хохотал.
Нужна привычка для того, чтобы по макету судить о том, что будет, чтобы
по макету понять сцену. Эта чисто театральная, сценическая чуткость была ему
свойственна, так как Антон Павлович по природе своей был театральный
человек. Он любил, понимал и чувствовал театр - конечно, с лучшей его
стороны. Он очень любил повторять все те же рассказы о том, как он в
молодости играл в разных пьесах, разные курьезы из этих любительских проб.
Он любил тревожное настроение репетиций и спектакля, любил работу мастеров
на сцене, любил прислушиваться к мелочам сценической жизни и техники театра,
но особенное пристрастие он питал к правдивому звуку на сцене.
Среди всех его волнений об участи пьесы он немало беспокоился о том,
как будет передан набат в третьем акте во время пожара за сценой. Ему
хотелось образно представить нам звук дребезжащего провинциального колокола.
При каждом удобном случае он подходил к кому-нибудь из нас и руками, ритмом,
жестами старался внушить настроение этого надрывающего душу провинциального
набата.
Он бывал почти на всех репетициях своей пьесы, но очень редко,
осторожно и почти трусливо выражал свои мнения. Лишь одно он отстаивал
особенно энергично: как и в "Дяде Ване", так и здесь он боялся, чтобы не
утрировали и не карикатурили провинциальной жизни, чтобы из военных не
делали обычных театральных шаркунов с дребезжащими шпорами, а играли бы
простых, милых и хороших людей, одетых в поношенные, а не театральные
мундиры, без всяких театрально-военных выправок, поднятий плеч, грубостей и
т.д.
- Этого же нет, - убеждал он особенно горячо, - военные же изменились,
они же стали культурнее, многие же из них уже даже начинают понимать, что в
мирное время они должны приносить с собой культуру в отдаленные медвежьи
углы.
На этом он настаивал тем более, что тогдашнее военное общество, узнав,
что пьеса написана из их быта, не без волнения ожидало ее появления на
сцене.
Репетиции шли при участии рекомендованного Антоном Павловичем генерала,
который так сжился с театром и судьбой репетируемой пьесы, что часто забывал
о своей прямой миссии и гораздо больше волновался о том, что у того или
иного актера не выходит роль или какое-нибудь отдельное место.
Антон Павлович просмотрел весь репертуар театра, делал свои односложные
замечания, которые всегда заставляли задумываться над их неожиданностью и
никогда не понимались сразу. И лишь по прошествии известного времени
удавалось сжиться с этими замечаниями. Как на пример такого рода замечаний
могу указать на упомянутое мною выше замечание о том, что в последнем акте
"Дяди Вани" Астров в трагическую минуту свистит.
Антону Павловичу не удалось дождаться даже генеральной репетиции "Трех
сестер", так как ухудшившееся здоровье погнало его на юг, и он уехал в
Ниццу.
Оттуда мы получали записочки - в сцене такой-то, после слов таких-то,