"К.С.Станиславский. А.П.Чехов в Художественном театре" - читать интересную книгу автора

чем заключается сюжет пьесы, мы не могли. В письмах, как и в своих писаниях,
он был скуп на слова. Эти отрывочные фразы, эти клочки его творческих мыслей
мы оценили только впоследствии, когда уже узнали самую пьесу.
Ему или не писалось, или, напротив, пьеса была давно уже написана и он
не решался расстаться с ней и заставлял ее вылеживаться в своем столе, но он
всячески оттягивал присылку этой пьесы. В виде отговорки он уверял нас, что
на свете столько прекрасных пьес, что, - надо же ставить Гауптмана, надо,
чтобы Гауптман написал еще, а что он же не драматург, и т.д.
Все эти отговорки приводили нас в отчаяние, и мы писали умоляющие
письма, чтобы он поскорее прислал пьесу, спасал театр и т.п. Мы сами не
понимали тогда, что мы насилуем творчество большого художника.
Наконец пришли один или два акта пьесы, написанных знакомым мелким
почерком. Мы их с жадностью прочли, но, как всегда бывает со всяким
настоящим сценическим произведением, главные его красоты были скрыты при
чтении. С двумя актами в руках невозможно было приступить ни к выработке
макетов, ни к распределению ролей, ни к какой бы то ни было сценической
подготовительной работе. И с тем большей энергией мы стали добиваться
остальных двух актов пьесы. Получили мы их не без борьбы.
Наконец Антон Павлович не только согласился прислать пьесу, но привез
ее сам.
Сам он своих пьес никогда не читал. И не без конфуза и волнения он
присутствовал при чтении пьесы труппе. Когда стали читать пьесу и за
разъяснениями обращаться к Антону Павловичу, он, страшно сконфуженный,
отнекивался, говоря:
- Послушайте же, я же там написал все, что знал.
И действительно, он никогда не умел критиковать своих пьес и с большим
интересом и даже удивлением слушал мнения других. Что его больше всего
поражало и с чем он до самой смерти примириться не мог, это с тем, что его
"Три сестры", а впоследствии "Вишневый сад" - тяжелая драма русской жизни.
Он был искренне убежден, что это была веселая комедия, почти водевиль*. Я не
помню, чтобы он с таким жаром отстаивал какое-нибудь другое свое мнение, как
это, в том заседании, где он впервые услыхал такой отзыв о своей пьесе.
* См. письмо А.П.Чехова к M.П.Лилиной (Алексеевой) от 15 сентября 1903
г. (Прим. К.С.Станиславского.).
Конечно, мы воспользовались присутствием автора, чтобы извлечь все
необходимые нам подробности. Но и тут он отвечал нам односложно. Нам в то
время его ответы казались неясными и непонятными, и только потом мы оценили
всю их необыкновенную образность и почувствовали, как они типичны для него и
для его произведений.
Когда начались подготовительные работы, Антон Павлович стал настаивать,
чтобы мы непременно пригласили одного его знакомого генерала. Ему хотелось,
чтобы военно-бытовая сторона была до мельчайших подробностей правдива. Сам
же Антон Павлович, точно посторонний человек, совершенно якобы не причастный
к делу, со стороны наблюдал за нашей работой.
Он не мог нам помочь в нашей работе, в наших поисках внутренности
Прозоровского дома. Чувствовалось, что он этот дом знает подробно, видел
его, но совершенно не заметил, какие там комнаты, мебель, предметы, его
наполняющие, словом, он чувствовал только атмосферу каждой комнаты в
отдельности, но не ее стены.
Так воспринимает литератор окружающую жизнь. Но этого слишком мало для