"Сан-Антонио (Фредерик Дар). Грузовой лифт" - читать интересную книгу автора

жестоких или очень несчастных.
Только мать могла не замечать всего этого и даже находить
меня красивым. Я предпочитаю себя сегодняшнего. Жизнь изменила
меня, черты лица выровнялись, а взгляд стал смелым.
Ну что ж, осталось только поприветствовать свою комнату.
Здесь ничего не изменилось. Моя кровать была застелена, на
j`lhme громоздились мои любимые книги, а на ключе, что торчал в
дверце шкафа, по-прежнему висел человечек, вырезанный мной из
куска орешника.
Я упал навзничь на кровать и сразу узнал шероховатое
прикосновение покрывала, запах окрашенной материи. Я закрыл
глаза и позвал, как делал это когда-то по утрам, требуя завтрак:
- Ну, что скажешь, мам!
Обычно люди просят по-другому, ясно, чего они хотят. Я же
ничего не мог придумать, кроме этого простого призыва,
брошенного обыденным тоном. Еще некоторое время, напрягшись изо
всех сил, я надеялся услышать ответ. Казалось, я не колеблясь
отдал бы всю оставшуюся жизнь, лишь бы вернуть ее хоть на
мгновение. Да, все, что угодно, лишь бы услышать ее голос,
слегка озабоченный, когда она обращалась ко мне:
- Ты уже проснулся, малыш?
Я проснулся.
И целая жизнь должна пройти, прежде чем я засну вновь.
Мой призыв вибрировал, затихая в глубине квартиры, и у меня
было время почувствовать, сколько в нем грусти.
Нет, провести здесь вечер просто невозможно. Мне необходимы
шум, свет, алкоголь. Мне нужна жизнь!
В шкафу я обнаружил свое пальто на искусственной, под
верблюжью, шерсти, сильно пронафталиненное матерью. Когда-то оно
было мне велико, а теперь жало в плечах. Надевая его, я
рассматривал остальную одежду, аккуратно висящую в чехлах. Что
за нелепо выглядел этот халат, который мне совсем не шел! Только
он показывал, каким я был.
Я вышел, а точнее, выбежал.
Консьержка подметала пол, бурча себе что-то под нос. Это была
все та же старая женщина. Даже в те времена, когда я был
мальчишкой, у нее уже был этот усталый вид, вид человека,
достигшего конца своего пути. Тогда я считал ее ужасно старой,
она казалась старше, чем сейчас. Она посмотрела на меня и не
узнала. Она плохо видела, а я изменился.
Нечто маслянистое падало на асфальт, словно дождь, и
блестящая мостовая отражала огни. Узкие улочки Левалуа были
заполнены веселыми людьми. Они выходили с работы, неся в руках
что-то к праздничному ужину, толпились у устричников -
закутанные в морские свитера устричники потрошили в корзинах
устриц под гирляндами из разноцветных лампочек. Колбасные
магазины и кондитерские были переполнены. Хромой продавец газет
зигзагами бегал с одного тротуара на другой, выкрикивая новости,
на которые всем было глубоко наплевать.
Я шел без всякой цели, наобум, неся в себе раздирающую тоску.