"Фредерик Дар. Слепые тоже видят" - читать интересную книгу автора

Она проводит рукой по своим стриженым волосам таким нежным и
соблазнительным движением, каким обычно поправляют волосы девушки
стриптизерши.
- Как ты находишь мою стрижку?
Я смотрю на копну упаковочной соломы неопределенного цвета, которую
она пытается пригладить растопыренными пальцами, как граблями.
Неутихшая досада заставляет слететь с моего языка гадость.
- Избыточной, - говорю я. - Если бы тебя и еще семнадцать твоих
подруг обрить наголо и разложить на лугу, то получилась бы площадка для
игры в гольф.
Я быстро целую ее в голову, больше похожую на одуванчик, и убегаю.

Глава (как говорится) вторая

Когда я выхожу из пристанища алкоголиков и любовников на улице Вдохов
и Выдохов (бывшей Охов и Вздохов), дождя больше нет.
Выхожу, как осел, один. Как это говорится? После соития всякий зверь
грустен? Не знаю, может быть, но в моем случае он спешит.
Спешит и бросает свою партнершу.
Кроме того, зверю пора вновь обрести свои мысли, свои сигареты и свою
независимость. Следует еще сказать, что женщине после соития нужно намного
больше времени, чем мужчине, чтобы вернуться в обычное эмоциональное
состояние. У мужчины все быстрее. Как телескопическая антенна: вытянулась
- убралась. Уж не говоря о том, что мужчине одеться - раз плюнуть.
Размышляя об этом и досадуя, что не выполнил с Франческой и половины
обычной программы, я выскакиваю из гостиницы. Собственно, это даже не
гостиница, а меблированные комнаты... если считать мебелью видавшую (как я
уже говорил) виды кровать, видавший еще больше стул и фаянсовый предмет,
ослепший от этих видов.
Я останавливаюсь и оглядываю улицу. Замечаю малого на противоположном
тротуаре, старательно делающего вид, что читает газету. Повторяю, что он
лишь делает вид, поскольку у него в руках "Нация", а ее приобретают для
чего угодно, только не для чтения.
Кроме этого типа, на улице никого, если не считать двух канареек в
клетке консьержки (я имею в виду металлическую птичью клетку, а не конуру
консьержки).
Я пересекаю улицу, чтобы разглядеть физиономию малого. Ему на вид
примерно сорок семь лет и три месяца, а лицо более серое, чем газета, с
выцветшими понурыми глазами чахоточного спелеолога, вылезшего на
поверхность после полугода скитаний в пещерах.
- Ну что, коллега, - спрашиваю я у него, - следим, значит, за своими
товарищами?
Он смотрит на меня с видом невинного ребенка.
- Месье, - бормочет он удивленно, - я не понимаю...
- Да ладно, не извиняйся, брат, - перебиваю я, - все ведь не могут
быть с мозгами Эйнштейна.
И, сомкнув концы параболы, - как говорил один знакомый вышибала,
влюбленный в геометрию (еще можно сказать "согнув в бараний рог", но это
из классических романов, не хочу заимствовать), - я провожу классическую
серию из трех ударов, состоящую из прямого правой в нос, левого крюка в