"Фредерик Дар. Беби из Голливуда" - читать интересную книгу автора

твою и твоего друга цирюльника, но вы должны все-таки пораскинуть мозгами
и понять, что ваша коровушка нашла себе третьего бычка...
- Думаешь?
- Сам прикинь: если бы она скопытилась где-нибудь в общественном
месте, то мы бы уже услышали об этом, правда? Знаешь, она женщина, можно
сказать, видная. Ее не спутаешь с банановой кожурой!
Берюрье неуверенно качает головой. На физиономии мучительная тревога,
а под глазами мешки размером с картофелины.
- Сан-А! Если бы моя законная жена бросила меня, то, во-первых, она
бы об этом сразу сказала, чтобы помучить меня, и, второе, она забрала бы
свое барахло! Понимаешь? Ты ведь знаешь Берту! Она так держится за свои
деньги и побрякушки, что вряд ли оставила бы их дома.
- Ты считаешь, она бы прихватила с собой всякие там кольца с
серьгами, шубу из почившего козла, неполный севрский сервиз на двенадцать
персон, - и все это только для того, чтобы один раз перепихнуться с
каким-то типом? Нет уж, черта с два! Знаю я твою Берту!
Толстяк вдруг весь оживляется, как рисунок под рукой Уолта Диснея. Со
страстью вырвав из носа волосок, он любезно выкладывает его на медный
поднос, стоящий рядом с гардеробщицей, которая во все уши следит за нашим
обменом мнениями, способными смутить ломового извозчика.
- Кстати, в прошлом году - чтоб тебя сориентировать во времени, -
когда у нее была кишечная недоходимость...
- Непроходимость! - поправляю я.
- Ну да, я и говорю, так вот, она попросила меня принести ей в
больницу коробочку с драгоценностями, золотые монеты и еще лопаточку для
торта, потому что у нее серебряная ручка. Боялась, видишь ли, что я
воспользуюсь ее кишечной неотходимостью и сопру эти вещи... Просекаешь ход
ее мыслей?
Этот последний аргумент повергает меня в задумчивость.
- Ну и что? О чем ты, собственно? - спрашиваю я в нерешительности.
Берю бессильно воздевает руки, которые тут же падают вдоль туловища.
Из зала раздается взрыв аплодисментов, заглушающий последний
душераздирающий си-бемоль в исполнении детского хора.
- Так вот я не знаю, что думать, почему и пришел к тебе, - канючит
Толстяк, - мы теряемся в догадках...
- Кто мы?
- Как кто? Альфред и я. Пойдем со мной, он ждет в машине.
Без всякого энтузиазма я плетусь за своим погибающим коллегой.
И действительно, в машине сидит парикмахер в состоянии еще более
удрученном, чем Берю. Я его знаю, поскольку неоднократно встречал по
разным причинам у Толстяка. Индивидуум, не имеющий большого общественного
значения. Щуплый, бесцветный, есть в нем что-то от понурой дворняжки. Он
устремляется ко мне навстречу, хватает за руку, трясет и, задыхаясь от
распирающих его чувств, с жаром бормочет:
- Ее нужно найти, господин комиссар... Очень нужно!
Ах бедняги вдовцы! Я им очень сочувствую. Они погибнут без своей
бегемотихи. Их мир в одночасье поблек и опустел. Тут уместно заметить, что
мадам Берю в принципе занимает много места! Физически! Я так думаю,
бедолаги должны работать посменно, чтобы довести до экстаза свою
драгоценную Берту. Убийственное занятие - работа на износ!