"Константин Михайлович Станюкович. Васька ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

боцман не без некоторого снисходительного презрения к такому "мужику".
Сам Якубенков после двадцатилетней морской службы и многих плаваний
давно и основательно позабыл деревню.
- Ну, ты за них мне ответишь, если что, - решительно произнес старший
офицер, отпуская боцмана.
Тот, в свою очередь, позвал на бак Артюшкина и Коноплева и сказал:
- Смотри, чтобы и птицу и животную содержать чисто, во всем параде.
Палуба, чтобы ни боже ни... Малейшая ежели пакость на палубе... -
внушительно прибавил боцман.
- Будем стараться, Федос Иваныч! - испуганно промолвил Артюшкин,
молодой, полнотелый, чернявый матрос с растерянным выражением на глуповатом
лице, в страхе жмуря глаза, точно перед его зубами уже был внушительный
жилистый кулак боцмана.
Коноплев ничего не сказал и только улыбался своею широкою добродушною
улыбкой, словно бы выражая ею некоторую уверенность в сохранении своих
зубов.
Это был неуклюжий, небольшого роста, белобрысый человек лет за
тридцать, с большими серыми глазами, рыжеватыми баками и усами, рябоватый и
вообще неказистый, совсем не имевший того бравого вида, каким отличаются
матросы. Несмотря на то, что Коноплев служил во флоте около восьми лет, он
все еще в значительной мере сохранил мужицкую складку и глядел совсем
мужиком, только по какому-то недоразумению одетым в форменную матросскую
рубаху. Весь он был какой-то нескладный, и все на нем сидело мешковато.
Матросской выправки никакой.
И он недаром считался плохим матросом, так называемой бабой, хотя и был
старательным и усердным, исполняя обязанности простой рабочей силы. Он
добросовестно вместе с другими тянул снасть, ворочал пушки, греб на баркасе,
наваливаясь изо всех сил на весло; но на более ответственную и опасную
матросскую работу, требующую ловкости, быстроты и отваги, его не назначали.
И он был несказанно рад этому.
Выросший в глухой деревне и любивший кормилицу-землю, как только могут
любить мужики, никогда не видавшие не только моря, но даже и озера, он
двадцати трех лет от роду был оторван от сохи и сдан, по малому своему
росту, в матросы.
И море, и эти диковинные корабли с высокими мачтами с первого же раза
поразили и испугали его. Он никак не мог привыкнуть к чуждому ему морю,
полному какой-то жуткой таинственности и опасности. Морская служба казалась
ему божиим наказанием. Один вид марсовых, бегущих, как кошки, по вантам,
крепящих паруса или берущих рифы в свежую погоду, стоя у рей*, стремительно
качающихся над волнистою водяною бездной, вчуже вселял в этом сухопутном
человеке чувство невольного страха и трепета, которого побороть он не мог.
Он знал, что малейшая неловкость или неосторожность, и человек сорвется с
реи и размозжит себе голову о палубу или упадет в море. Видывал он такие
случаи во время своей службы и только ахал, весь потрясенный. Никогда не
полез бы он добровольно на мачту - бог с ней! - и по счастию, его никогда и
не посылали туда.
______________
* Дерево, подвешенное за середину к мачте и служащее для перевязывания
паруса. (Примеч. автора.)