"Константин Михайлович Станюкович. Васька ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

уходя, Коноплев.
И в ту же минуту в голове его промелькнула какая-то мысль, заставившая
его улыбнуться и проговорить вслух:
- А важная вышла бы штука... То-то ребята бы посмеялись!..
Мысль эта, по-видимому, недолго занимала Коноплева, потому что он
тотчас же безнадежно махнул рукой и произнес:
- Съедят... Им только бы брюхо тешить!
Как бы то ни было, какие бы мысли ни пробегали в голове Коноплева
насчет будущей судьбы боровка и насчет людей, способных только тешить брюхо,
но дело только в том, что не прошло и недели, как белый боровок был удостоен
кличкою "Васьки", сделался фаворитом Коноплева и при приближении своего
пестуна поднимал вверх мордочку и пробовал, хотя и не всегда удачно, стать
на задние лапы, ожидая подачки. Но Коноплев был справедлив и не особенно
отличал своего любимца, не желая обижать остальных, хотя те и не
обнаруживали той смышлености, какую показывал Васька. Давал он им пищу всем
одинаковую и обильную, обнаруживая свое тайное предпочтение Ваське только
тем, что чаще ласкал его, иногда выводил из загородки и позволял побегать по
палубе и поглазеть на окружающее, хотя Васька и замечал только то, что у
него было под носом.
Все эти преимущества не могли, конечно, обидеть других поросят, раз их
не обделяли кормом, а, напротив, по приказанию содержателя кают-компании,
румяного и жизнерадостного мичмана Петровского, с коварной целью кормили до
отвала. Ешь сколько хочешь!
И они все вместе с маменькой полнели не по дням, а по часам и
решительно не думали о чем-нибудь другом, кроме еды, и на Коноплева смотрели
только как на человека, приносившего им вдоволь и месива, и остатков от
кают-компанейского стола, и апельсинных корок.
А Васька, казалось, питал и некоторые другие чувства к Коноплеву и имел
более возвышенные понятия о цели своего существования. С достойным для
боровка упорством старался он стать на задние лапы, при появлении Коноплева
откликался на свою кличку и радостно ложился на спину, когда Коноплев
растопыривал свои пальцы, чтобы почесать брюшко своего фаворита, - словом,
показывал видимое расположение к Коноплеву и как бы свидетельствовал, что
может быть годным не для одного только рождественского лакомства офицеров, а
кое для чего менее преходящего и полезного как для себя, так и для других.
Заметил это и Коноплев и, снова занятый прежней мыслью, стал часто
выводить его из загородки, заставлял бегать, отрывая нередко от вкусных
яств, и однажды даже сам заставил его стать на задние лапы, причем на морду
положил кусочек сахара. Опыт если и не вполне удался, но показал, что Васька
не лишен сообразительности и при поддержке может стоять на задних лапах и
держать на носу сахар...
Это обстоятельство привело Коноплева в восторг и доставило Ваське
немало ласковых эпитетов и немало ласковых трепков и в то же время вызвало в
Коноплеве какое-то твердое решение и вместе с тем смутную, радостную
надежду.
С следующего же дня Коноплев перестал спать после обеда, и как только
боцман Якубенков вскрикивал после свистка в дудку: "Отдыхать!" - Коноплев
шел за Васькой и уносил его вниз, на кубрик, подальше от людских глаз. Там в
укромном местечке пустого матросского помещения (матросы все спали наверху)
он проводил положенный для отдыха час глаз на глаз со своим любимцем,