"Константин Михайлович Станюкович. Товарищи ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

высшим начальством. "Тихоня, молчит, а выдумал что? "Напрасна быстрота". Где
это слыхано?.. Он, слава богу, двадцать пять лет служит, и везде порют,
чтобы матросы работали лётом, а Северцов - новые порядки. Скотина какая, а
еще товарищ... Ни слова благодарности за порядок на клипере... Молчит...
Того и гляди, напакостит мне... Испортит карьеру..."
Мысль эта гвоздила Пересветова. Он малодушно трусил и старался
возбудить себя надеждой на объяснение с Северцовым. "Он поймет, что у него
семья... Он поверит, что не по вине командира Никифоров так наказан. И эти
высокие цены... Он ни при чем... Ревизор делает покупки... Ведь товарищ же
он... Не посмеет утопить товарища..."
И Пересветов торопливо крестился, умоляя господа бога, чтобы адмирал
оказался порядочным товарищем и не поднимал бы истории из-за матросских
претензий... Пусть уберут Баклагина, и на клипере не будет порки...
В кают-компании царило подавленное молчание.
Старший офицер свирепо курил папиросу. Два лейтенанта, особенно
расточительно наказывавшие матросов, вспомнили, что беззаконно наказывали
даже унтер-офицеров. Сам ревизор, обыкновенно развязный и болтливый, притих,
подумав, что еще не роздал матросам жалованья за прошлую треть. Был в
меланхолии и старший механик Подосинников. Невесело глядел и доктор
Моравский.
Только старый штурман и его помощник да несколько молодых мичманов без
страха ожидали конца смотра нового адмирала.
- Никого не разнес... Редкий адмирал!.. - одобрительно промолвил один
из мичманов, обращаясь к старшему штурману Василию Андреевичу, пожилому и
коренастому плотному человеку с красноватым лобастым лицом, заросшим
черными, едва пробритыми бакенбардами и густыми усами.
- Д-да... Кажется, серьезный человек. Не кипятится... Не болтает на
ветер и не куражится: "Я, мол, молодой адмирал!" - ответил сам серьезный,
основательный и добросовестный служака, "имеющий правила", как говорил
Василий Андреевич про людей, которых считал порядочными.
И, помолчав, прибавил:
- Небось разберет основательно претензии. То-то капитан в тревоге. Еще
какая выйдет история... Что обнаружится...
- Какая история? Что именно обнаружится?.. - резко и вызывающе спросил
ревизор Нерпин, услышавши тихий разговор штурмана с мичманом.
- Многое-с! - сухо ответил Василий Андреевич.
- Например-с?
Штурман хотел было ответить, как с дивана вдруг мрачно и резко выпалил
старший офицер:
- А хоть бы болезнь Никифорова, которого запороли... А гнилое масло у
матросов?.. А... Да мало ли что... Или вы ничего не помните, Александр
Иваныч?
Ревизор принужденно засмеялся. Мичманы изумленно взглянули на старшего
офицера, который присутствовал при наказании Никифорова, и опустили глаза.
Все молчали. Снова наступила в кают-компании тяжелая напряженность.


III

Среди мертвой тишины на палубе "Кречета" раздался негромкий, слегка