"Константин Михайлович Станюкович. Похождения одного благонамеренного молодого человека, рассказанные им самим" - читать интересную книгу автора

- Не лгите!.. Какое же вам веселье здесь? Вот, впрочем, скоро приедет
муж, и тогда вы будете с ним в пикет играть. Вы играете?
- Играю.
- Все веселее будет! - подсмеивалась она. - Не правда ли?
Я поднял на нее глаза. Она стояла такая веселая, свежая, блестящая и
так кокетливо улыбалась. Я пристально и смело посмотрел на нее, и вдруг лицо
ее изменилось. Куда девалась кокетливая ласковая улыбка! Она нахмурилась и
взглянула на меня строгим, надменным взглядом, точно наказывая меня за
смелость, с которою я взглянул на нее, и показывая, какое огромное
расстояние разделяло меня от нее, Елены Александровны Рязановой, супруги
Леонида Григорьевича Рязанова, видного деятеля и чиновника-аристократа.
Она ушла с балкона, не проронив ни слова и не дожидаясь ответа на свой
вопрос, села за рояль и долго играла в темной зале, играла порывисто, бурно,
словно бы негодуя на что-то.
Я сидел, прижавшись в углу, и слушал.
Она оборвала резким аккордом какую-то бравурную арию, вышла на балкон
и, облокотившись на перила, перегнулась станом, глядя в темневшую глубь
сада. Ее белая стройная фигура резко выделялась в темноте. Она простояла
долго, не оборачиваясь, и, проходя назад, повернула голову в мою сторону и
проговорила строго:
- Вы еще здесь? Подите, пожалуйста, взгляните, не идут ли наши? Уже
поздно!
Скоро пришли все с прогулки и сели за чайный стол. Елена Александровна
была не в духе; зато сестра ее Марья Александровна, по обыкновению,
пододвигала мне хлеб и масло, удивлялась, что я мало ем, и спрашивала,
отчего я такой скучный.
- Верно, от матушки давно писем не получали? - заметила она ласково.
- Да, - отвечал я.
Елена Александровна подняла на меня глаза, и, показалось мне, усмешка
пробежала по ее губам.
"Смейся, смейся! - думал я. - Смейся, сколько тебе угодно!"
Первые дни после этого вечера Елена Александровна выдерживала свой
строгий тон и почти не говорила со мной, думая, конечно, что наказывает меня
за дерзость, обнаруженную мной несколько дней тому назад, но через несколько
дней она смягчилась и стала любезней. Ее точно забавляло дразнить меня, и
она нередко меняла обращение: то была любезна, кокетлива, внимательна, то
вдруг снова третировала меня с небрежностью гордой барыни и даже бывала
дерзка, так что Марья Александровна не раз пожимала плечами и с укором
шептала, взглядывая на сестру впалыми большими глазами:
- Helene! Helene!
Раз я даже слышал, притаившись в саду, как Марья Александровна
допрашивала сестру:
- За что ты так притесняешь бедного Петра Антоновича? Ты иногда бываешь
просто невозможна с ним.
- Будто?
- Он прекрасный молодой человек. Такой скромный, такой внимательный и,
кажется, несчастный! За что такое обращение?
- Уж не нравится ли он тебе? - И Елена Александровна залилась смехом. -
Ты так горячо его защищаешь.
- Helene! Что за вздор! Как тебе не стыдно говорить глупости? Мне