"Константин Михайлович Станюкович. Мрачный штурман" - читать интересную книгу автора

при каждом заходе в порт без обычной раздражительности просил "медлительного
барона", ревизора корвета, "не копаться" и как можно скорей оканчивать
расчеты с берегом.
Но просьбы капитана на этот раз были излишни.
Барон Оскар Оскарович, которого матросы перекрестили в "Кар Карыча" и
звали потихоньку "долговязой цаплей", и без капитанских просьб сбросил
теперь свою упрямую, методичную и самодовольную остзейскую флегму и с
удивительной в нем быстротой летал к консулам, торопил поставщиков, принимал
провизию без придирчивой мешкотни и заставлял грузить уголь по ночам, ибо, в
свою очередь, торопился в Митаву, к невесте; портреты ее в различных позах и
костюмах влюбленный барон получал чуть ли не каждой почтой и теперь
предвкушал счастие скоро припасть к ногам оригинала.
Таким образом, корвет нигде не застаивался и не терял времени, что,
разумеется, очень радовало всех женатых людей и влюбленных женихов и
несколько огорчало некоторых молодых офицеров, не сидевших, как большая
часть молодежи, "на экваторе" и мечтавших было "просадить" сотни две-три
франков в Париже. Но увы! - в Шербурге{44}, где сперва предполагали
краситься, корвет простоял лишь сутки, и Париж "улыбнулся".
- По крайности, денежки ваши целы, - утешал раздобревший за время
плавания отец Агафон.
- Вам, батя, хорошо рассуждать... Вы - монах.
- В каких это смыслах?
- А в таких смыслах, что вас не должна смущать прелесть француженок, а
нас смущает... Впрочем, если бы вы увидали их в Париже...
- Замолчите, бесстыдники, - добродушно останавливал мичманов отец
Агафон и затыкал обеими руками уши, оставляя, однако, щелочку.


II

Ввиду скорого окончания плавания и настроение команды сделалось веселым
и приподнятым. Еще бы! Матросам, более чем кому-либо, "очертело" это шатание
по океанам, полное беспокойств, трудов и опасностей суровой морской службы,
с частыми порками и зуботычинами, с вечной руганью за малейшую оплошность,
приводившую в ярость офицеров "дантистов", которых на корвете было
довольно-таки.
На баке и в палубе матросы, рассчитывавшие после "дальней" сходить
домой на побывку, чаще, чем прежде, лясничают о "своих местах", а женатые,
обстоятельные матросы, и те из холостых, которые не прогуливали на берегу
всех денег, чаще заглядывают в свои парусинные мешки, чтобы пересмотреть
прикопленные за три года собственные вещи (преимущественно рубахи) и
заграничные гостинцы для баб. Старики, ожидающие "чистой" и, вероятно,
плавающие в море последний раз в жизни, толкуют между собой о разных
"способных должностях", которые могли бы они исполнять, если не поживется в
деревне.
В кают-компании те же темы разговоров. Холостые офицеры с веселым
оживлением беседуют о том, кто куда поедет после плавания. Наверное, дадут
шестимесячный отпуск с сохранением содержания и годовой оклад не в зачет, в
виде награды. Значит, можно заново экипироваться. Особенно экспансивны
мичмана, недавно произведенные из гардемаринов. Многие из них ушли в