"Константин Михайлович Станюкович. Ледяной шторм" - читать интересную книгу автора

свежими булками и вышел из своей каюты на палубу.
Взглянув на собравшуюся у пристани преимущественно серую публику,
испуганную и по временам выражавшую опасения, он, казалось, спокойно и
уверенно приказал старшему помощнику поторапливать нагрузку и, поднявшись на
мостик, стал смотреть на далекий горизонт чернеющего моря и на зловещие
темные тучи, клочковатые и низкие...
Но горькие думы поднимались в душе этого, по-видимому, хладнокровного и
сдержанного капитана.
Это был низенький и кряжистый человек с крупными, грубыми и
добродушными чертами обветрившегося, красного и напряженно-серьезного лица.
Никифору Андреевичу Москалеву далеко за пятьдесят.
Здоровый крепыш, он был очень неказист, морщинист и с седою, как лунь,
бородой. Его неладно скроенная фигура была гибка, поступь легка, и его
маленькие, воспаленные от бессонной ночи и возбужденные серые глаза еще
горели молодым блеском.
Он был в стареньком, сильно потертом пальто, подбитом густым и крупным
крымским бараном, с мерлушечьим воротником и в высоких смазных сапогах.
Из-под форменной фуражки с толстым потемневшим золотым галуном на околыше
выбивались сильно поседевшие русые волосы.
Капитан впился в даль моря и тяжко вздохнул.
Штормяга будет серьезная, и он его встретит.
Мысли наводили страх на старого моряка, давно плававшего по Черному
морю. Сперва он ходил здесь на военных судах молодым штурманским офицером,
потом на коммерческих пароходах, когда оставил военную службу, всегда мачеху
для штурманов - этих обойденных, обиженных и обозленных пасынков морской
семьи{175}.
О, как хотелось ему быть теперь в Севастополе и там пережидать шторм,
вместо того, чтобы идти в море.
И зачем он пошел из Севастополя? Зачем?
Капитан понимал: зачем. Он малодушно боялся выговора. Начальство
подумает, что он струсил. Шторма еще не было в Севастополе. Но ветер уже
крепчал, и волнение разводило большое. Следовало бы остаться.
Пожалуй, и промело бы.
Никифор Андреевич служил в коммерческом флоте двадцать семь лет и
пятнадцать последних командует пароходами. Он дорожил местами и смолоду
привык к неодолимому, чисто рабьему страху перед людьми, от которых зависела
его судьба. Боялся, хотя бы не уважал и даже презирал в душе своих патронов.
И слава богу, до сих пор все шло благополучно. Исправный, пунктуальный
и осторожный, он ни разу не бил пароходов, даже аварий не случалось. И
начальство, кажется, им довольно, хотя и долго не заикалось о пассажирском
пароходе. А Никифор Андреевич никого не просил и не любил беспокоить
начальство. "Само знает". Товарищи прямо говорили, что давно следовало бы
Никифору Андреевичу получить пассажирский пароход на Крымской линии, но,
верно, не дают за то, что он не представительный человек. Мало ли какие
высокопоставленные пассажиры и какие важные светские пассажирки ездят в
Крым.
Необыкновенно скромный, до болезни застенчивый Никифор Андреевич
сознавал, - и очень страдал прежде, - что он не только не представительный,
а просто-таки "безобразная рожа", как самоотверженно называл он свое
топорное лицо. Особенно возбуждал в нем чувство отвращения и словно бы