"Константин Михайлович Станюкович. Дождался" - читать интересную книгу автора

дерзкой болтовней. Она смеялась недвусмысленным рассказам старого
ухаживателя и знатока женщин, улыбалась его будто бы нечаянно срывавшимся
комплиментам и, в свою очередь, не оставалась в долгу, рассказывая, как
приятно болтать с таким умным, талантливым писателем.
Они проболтали целый день. Обедали вместе в пансионе. Гуляли. И оба
кокетничали друг с другом, довольные, что не скучали.
Расставаясь, элегантная брюнетка с вкрадчивой обаятельностью просила не
забывать ее и "посмеяться вместе", как сегодня. И Ракитин, конечно, обещал и
несколько раз поцеловал ее душистую руку.
Он вернулся домой в десятом часу, очень довольный проведенным днем.
"Пожалуй, и досмеемся до маленького романа! Мужу за шестьдесят, а она с
темпераментом и, кажется, не настолько глупа, чтобы заинтересоваться здесь
каким-нибудь чахоточным молодым человеком!" - думал Ракитин и весело
усмехался, уверенный, что произвел на скучающую барыньку впечатление.
А тайная советница в то же время, между прочим, писала одной
приятельнице в Петербурге:
"Думала, что Ракитин умнее. Он воображает себя неотразимым и с первого
же визита принял аллюры ухаживателя, не понимая, что он немножко смешон со
своим самомнением, брюшком, мешками под глазами и разговорами о любви...
Вероятно, думает за мной ухаживать, рассчитывая на роман. Конечно, я с ним
кокетничаю от скуки, и ты догадаешься, как не трудно влюбить этого "молодого
человека под пятьдесят". Но даже и это не интересно... Эти пятидесятилетние
господа не в моем романе. Довольно и своего супруга, который, по крайней
мере, влюблен издалека и не будет знать, что мой верный рыцарь приедет на
неделю в Женеву, и мы проведем с ним прелестные дни. Право, молчаливые
двадцатипятилетние рыцари куда интереснее самых умных стариков, как мой
влюбленный, подозрительный и требовательный благоверный, вечно говорящий о
святости долга... О, какая свинья!"
Ракитин вошел в комнату и присел на балконе. Он забыл об обещании
навестить вечером Неволина и был в мечтательном настроении самоуверенного
женолюба, как в комнату постучали.
Мечтательное настроение сразу исчезло, когда вошла Берта и сказала, что
больной уже три раза посылал за ним.
- Очень просил зайти.
- Ему хуже?
- Нет... Как будто бодрее.
- Сиделка там?
- Как только вы ушли, она пришла.
- Скажите, что приду сию минуту!
Он докуривал папиросу, чтобы оттянуть минуту посещения. Но, внезапно
почувствовавши стыд за свое равнодушие к умирающему, швырнул недокуренную
папироску, порывисто поднялся с лонг-шеза и вышел из комнаты.
Комната Неволина, слабо освещенная лампой под темным абажуром, казалась
еще мрачней. Запах лекарств и спертый воздух казались невыносимыми. И самый
больной в полутьме казался еще неприятнее и страшнее с его мертвенным лицом
и блестящими глазами.
Сиделка, с располагающим лицом, спокойная, без фальшивой подбадривающей
улыбки, но и не мрачная, сидевшая в кресле, в отдалении от кровати, и
коротавшая вечер за книгой, слегка поклонилась в ответ на поклон Ракитина и
мягким, приятным голосом, низковатый тембр которого словно бы успокаивал,