"Константин Михайлович Станюкович. Оба хороши" - читать интересную книгу автора

чтобы мы были иными? - спросил Николай.
Старик призадумался.
"В самом деле, что же я сделал?" - подумал отец.
А между тем сын продолжал:
- Ты правды не любишь. Любишь говорить свою правду только другим, а мы
или восторгайся вами, или не смей говорить то, что думаешь. Всю жизнь
говорите о свободе мнений, а только что откроешь рот - дурак. И ведь многих
уверили, что соль земли - вы, оттого только, что прогулялись в отдаленные
места или бросили профессуру по независящим обстоятельствам. Вы думаете, что
решаете социальную проблему, хвалитесь тем, что можете питаться медом и
акридами, и в то же время в душе мечтаете о богатстве, о прелестях роскошной
жизни, о женщинах... ты...
- Ну что ж, ты, слава богу, умник - говори. Правды не побоюсь. Даже
прошу, - остановил сына отец.
- К чему же? Тебя не убедишь.
- Попробуй. Очень рад буду наконец понять, что ты хочешь от жизни, и,
главное, узнать, чем мы виноваты перед вами? Разве только тем, что мы не
готовили вас к разумной жизни. Ты прав. Виноваты мы. Мы думали, что вы
поймете наше несчастное поколение, при котором все-таки было освобождение
крестьян. Начало сделано. Вам теперь докончить его, чтобы крестьяне были
действительно освобождены. А вы разве о народе думаете? Вы думаете только о
собственном благополучии. Мы хоть надеялись... сомневались. А вы? Даже нет
ни надежд, ни сомнений... Лучше видоизмененный вид современного, влюбленного
в себя животного... Только непонятное лепетание об изгибах души, о праве
свободы впечатлений и совершенное отрицание нравственного закона. Никакой
задержки нет... Ну, приговаривай меня! Что ж ты молчишь? Говори же! - вдруг
бешено крикнул старик.
- Ты, конечно, сам знаешь, отчего ты одинок и отчего в последнее время
особенно волнуешься и злишься, и негодуешь, что семья тебе мешает, к чему же
мне говорить.
- Говори! - бешено крикнул отец.
- Изволь, только прошу постараться не браниться.
- Постараюсь, - иронически ответил отец, - кстати и закурю сигару. По
крайней мере подсудимому будет легче перенести судебный приговор.


VII

Молодой человек прихлебнул кофе, закурил сигару и начал:
- Ты сам заставил меня не быть идеалистом. И слава богу, по крайней
мере не гоняюсь за призраками. Я признаю то, что чувствую, и из внешнего
мира то, что отражается в моей душе... А ты живешь не в действительности, а
в мечтах, ласкающих только твое гигантское самолюбие. Скажи по правде, разве
ты мною много интересовался? Хотел проникнуть в мою душу? Понял ее искания?
Ты баловал, ласкал меня, заботился, чтобы мне было материально хорошо, и
все-таки я был любимый, но совсем чужой для тебя мальчик... Да ты, вероятно,
и думал: "Ребенок, что он может понимать и чувствовать". А я все более и
более замыкался в себе и был заброшенным, и понимал и думал про себя.
Подавал ли ты сам пример того, о чем ты так горячо говорил?.. Особенно
дамам, да еще красивым и которые тебя слушали, с тобою кокетничали, и ты за